Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Кингсли Бруствер в свои шестьдесят с длинным хвостиком был, если честно, не в лучшей физической форме, и сегодняшний марафон выбил из него последние силы. Очутившись в двух кварталах от чертового Мансилона — или как его там? об эти дурацкие маггловские названия все мозги затупишь! — который должен был стать его Аустерлицем, и Берлином, и… Но всё пошло не так! Рекомендованный Фокусником проклятый полковник (Дудль? Паршивый янки!), хренов простец, оказался непрост и предал. Давно надо было заткнуть этих маггловских выскочек туда, где им самое место, а не прятаться от них тысячелетиями. Грязные скоты, без чести и совести, трусы и все сплошь негодяи. Родятся уже испорченными и гнилыми моральными уродцами. Маги в своём постоянном страхе выживания загнали себя в угол и позволили процветать в мире тем, кому самое место на скотном дворе! Как же он ненавидел их всех. Нет, не магглов вообще. А лживых бесчестных магглов. Которых большинство. Ублюдки с замашками божков! Нельзя было делать ставку на них. Нельзя! Надо было ждать, копить силы, воспитывать смену. А потом ударить своим оружием без осечки. Но на всё это не было времени. Время — то, чего магической Британии, её Министру и лично волшебнику Кингсли Брустверу не хватало, как свежего воздуха в душегубке вспыхнувшего, будто прогнивший свинарни,к стадиона. Как же они все визжали! Таращились безумными глазами, готовые топтать друг друга, лишь бы пробить себе путь к спасению… Бедная Британия… Несчастное человечество… Позорное будущее…

Спалить бы всё в Адском пламени! Очищающем. И начать с чистого листа… А что если…

Как быстро мракоборцы и невыразимцы сумеют остановить Adesco fire? Успеет Огненный змей надкусить Лондон? А несколько Огненных змеев?..


*

Направленная в Главного аврора волшебная палочка будто выпрыгнула из руки первого целившегося — пуля Дурсля попала ему в запястье, второму нападавшему на Поттера магу Дадли пробил плечо, третьего снял в голову.

Разметав живой барьер, Гарри рванул к сцене. Обойдя секьюрити и свалив с ног поющего Сая, успел дёрнуть за ремень гитары Мартинсена. Перекат, прыжок, и Андрис валится за колонку. В ту же секунду над тем местом, где он стоял, трассирует зеленая Авада и его прозрачная гитара взрывается тысячами блестящих осколков. Публика ревёт и беснуется: кто-то от восторга, кто-то от ужаса.

Свечка поразил Поттера: даже не привстав с крутящегося стульчика, он создал над своим сектором сцены купол, переливающийся как мыльный пузырь, и, направив одну из барабанных палочек, оказавшуюся его вондом (2), метнул в нападающего Ступефаем, одновременно развоплотил летящий на сцену сгусток пламени. Гарри заметил в разных частях зала небольшие «зонтики» Защиты. Почти неразличимые в дымно-цветовой какофонии, они множились с каждой секундой — значит, авроры на месте и работают. Только их слишком мало, не справиться… Крики боли и ужаса раздавались со всех сторон, однако зеленые лучи мелькали всё реже… Мотыльки вроде бы все целы…


*

Рука старого мага не дрожала, разве что — его губы, точно на пробу шептавшие мощное неудержимое заклинание.

— Адеско… ф…

Кингсли опустил руку. Что-то удерживало его. Сомнения? Откуда им взяться? Он всё делает правильно! Если не он — то кто?

Снова взмах волшебной палочкой, цель — неуклюжий помпезный стадион на берегу Ирвелл. Гроб из стекла и бетона. Крематорий.

Бруствер захлебнулся нахлынувшим ужасом. Вызвать громко и отчётливо Адское пламя так и не смог. Но вдруг покачнулся — в глазах потемнело, в сердце словно впился шип, — и Огненный змей самовольно, воспользовавшись секундным невербальным порывом, от которого маг тут же отказался (поздно…), сорвался с кончика палочки и раскалённым добела копьём понёсся к Мансениону.

— Нет… — Кингсли схватился за сердце и выронил палочку, обжёгшую ему ладонь.


*

Стало нестерпимо жарко, всё вокруг затрещало. Боковым зрением Гарри засёк промелькнувшие рядом лохмы Мартинсена, тот мощными гребками прокладывал себе дорогу куда-то в сторону, по пути просто опрокидывая на пол ревущих юнцов. И тут — ещё одна вспышка, синяя. Поттеру привиделось (на бегу четко разглядеть не удалось) облако или, скорее, сгусток плазмы — огромный силуэт… собаки? Синий свет накрыл значительную площадь мятущегося людского моря, и сделалось тихо, будто кто-то выключил звук в целом секторе объятого пламенем стадиона.

— Пап, мы с Кимом рядом! — четко раздалось сзади. — Прикрываем, строй «альфа», — голос Джеймса звучал внятно.

— Понял, за мной! — Двигаться в фарватере вампирской магии стало легче, втроём они быстро погнали послушных зрителей к вдруг открывшемуся проходу. Гарри оглянулся — тел за ними на полу не было. А над «мертвой зоной» огонь сворачивался клубами и, как будто сам обжигаясь, уходил ввысь, не достигнув земли. Под куполом металась в попытке кого-нибудь сожрать оранжево-жёлтая голова змея и рассыпала вокруг себя белые искры.

— Нихера себе щенок наш творит! — восторженно бросил через плечо Джей.

— Чего? — Гарри понял, что наглотался дыма, и попытался чарами восстановить дыхание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика