Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Прямо римский сенат! — прокомментировал вызванный в качестве почётного председателя Аберфорт Дамблдор. Ему, затянутому в строгую мантию, явно было не по себе в обществе менее знатных, но удержавшихся у власти волшебников. — Табачок вот дома оставил.

— Угощайтесь? — Гарри протянул свой кисет. — Директор был бы доволен — скоро дожмём, никуда не денутся лизоблюды, ратифицируют эльфам вольную. Сами смогут себя обслуживать, чай не инвалиды — магия на что?

— Ты не понимаешь — престиж! Хотя рабство — та ещё гадость! А скажи, почему молодой Малфой свою семью не представляет? Чистокровки чванливые пришипились бы, он же в твоей команде, имею в виду, на министерской должности.

— Там какая-то старая история… Люциус, знаете, не лёгкий человек был. Драко отрёкся от наследия, кажется, передал… сыну.

— А тот что же? — Голубые глаза трактирщика блеснули отнюдь не по-старчески лукаво.

— Ну… хогвартские эльфы все решили остаться. Разумеется, сугубо добровольно. Долгопупсу будет полегче, — невпопад сказал Гарри.

— Ладно, — крякнул Дамблдор, — ты вот что — девочку Уизли побереги, на неё многие зло затаят, хоть голосовали послушно. Да виданное ли дело — грязнокровка в Министрах!

— Гермиона справится, не волнуйтесь, Аберфорд! И она берёт в замы Люпина — а это две трети успеха любого, самого безнадёжного предприятия. — Поттер повернулся на звук гонга, возвестившего о начале последнего заседания. — Передача вольных грамот и камней состоится уже завтра — там и посмотрим, кто как себя поведёт.

— Хороший у тебя табак, сынок. Датский? — слишком уж бесхитростно вздохнул Аберфорт.


*

До пика Бен-Невис только что автобусы не ходят, в хорошую погоду на неё ежедневно взбираются не меньше сотни туристов, но сегодня, словно по волшебству, погода над Хайлендом выдалась «нелётная» — ещё с ночи похолодало, примчалась буря, что, впрочем, для «злой горы, вершина которой скрыта под облаками» (1) было привычным.

В предрассветной густой мгле у подножия горы прямо из воздуха возникли разномастные фигуры, много, и молчаливой вереницей начали восхождение. Шуршали длинные плащи и мантии, шлёпали сотни босых ног, изредка слышались тяжёлые вздохи, потом на несколько неслаженных голосов раздались печальные песни. Первая, самая высокая фигура — предводитель процессии — несла факел, горевший алым огнём. Прозрачная река перекатывала камешки, утренняя роса безмятежно блестела на листьях и травах; деревья, пышные папоротники и покрытые чахлым вереском скалы остались позади, выше — только мхи. И камни. И обнявшая вершину туча, до которой можно дотянуться рукой. Дорога в облака. Внизу — бездна тумана. Место, где кончается земля.

Они шли вверх по свежевырубленным в плече горы ступеням — не былые красавцы-гордецы, но уже и не плешивые уродцы. Каждый клал к ногам Князя тьмы, застывшего на верхней площадке, свою часть — кому что доставалось от рождения, маленькая окалина или острый скол Альмандина. Внизу, у символических врат, наскоро собранных каменных пирамид, теперь горело несколько красных факелов, и казалось, что кровью залито всё место, которое выбрали представители третьей силы — волшебники. Гора Манлин для подобной магической сделки не подходила — и колыбелью нового союза стала высочайшая вершина Британских островов.

Последним отдал свой осколок восемнадцатый наследственный раб Блэков-Поттеров. Почти все сородичи перед ним прощались с рубинами, преклонив колени и скорбя. А Кричер-Бетам-Овероди просто подошёл к застывшему у кучи осколков величественному длинноволосому вампиру, без особого почтения подёргал его за край хлопающего на ветру плаща, сухо кашлянул, шмыгнул носом и вложил ему в холодную ладонь камешек, что до этого грел за пазухой. Строго велел с насмешкой: «Не теряй больше!», развернулся и с гордо поднятой головой направился в обратный путь с горы. И даже не оглянулся, когда Мормо Зоргэн поднёс алый факел к бывшим эльфийским сокровищам. Огонь в считанные секунды спаял рубины в тёмно-бурый монолит, внутри которого плясали ярко-красные всполохи — будто билось живое гигантское сердце.

— Ничего не понимаю! Свисту-то, подумаешь, стекляшки какие-то! — прошептал, блеснув нахальными глазенками на Князя тьмы, белобрысый голубоглазый пацаненок лет десяти. — Так он что, теперь с нами жить не будет?

— Эх, поздно мы родились, даже не успели этими… арти-фруктами попользоваться! — Вздохнул второй мальчишка и почесал лопушок острого ушка. — Будет, конечно, а кому, ты думал, деда Кри слоеных пирожков напёк?

— Пойдем домой, Эби. — Потянул брата за рукав куртки Чик. — Не люблю я эти ритуэли — скучно и холодно совсем...

……………………………………………………………………..

АРТ http://www.pichome.ru/4HB

(1) Название Ben Nevis, самой высокой точки Британских островов, расположенной в Грампианах, переводится как «злая гора» или «гора, вершина которой скрыта под облаками», или «гора неба» — шотл. Beinn Nibheis, другой вариант beinn n?amh-bhathais.

====== Эпилог второй и последний ======

Гарри взбежал по лестнице…

В холле обнаружился скучающий Валдис; кивнув, Гарри прошёл было мимо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика