Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Увидит ли свет наша переписка? Или останется достоянием государственного архива, куда я уже передал множество материалов, передам и наши письма? Во всех случаях необходимо дать пояснение, помочь разобраться в написанном. Это необходимо, даже в том случае, если исследователи, придя в архив, поинтересуются этой перепиской. Когда-то Эренбург сказал, что от нашего времени останется очень мало дневников. Так оно и есть. Между тем, переписка наша – тоже дневник, отразивший и наши взаимоотношения, наши встречи и знакомства, отклики на текущие события, нашу научную деятельность, интересы. А ведь все описанное – это совсем не только о нас, это о времени, в нас преломившемся. Но сколько вопросов возникает у меня, осмелившегося оценить наши письма как толику духовного наследия моего – уже на исходе времени, познавательно значимую, в чем-то поучительную…

А. И. Клибанов

Среди автобиографических записок Натальи Владимировны Ельциной, в 1934 году ставшей моей женой, имеются листки, озаглавленные «Из воспоминаний 1929 года»: «Когда я кончила в Ленинграде бывшую Тенишевскую гимназию, у нас была организована экскурсия в Москву для ознакомления с ее памятниками и музеями. Кроме осмотра памятников и музеев должна была еще зайти к родственникам отца – Борису Михайловичу Ельцину, который с сестрой Надеждой Михайловной и сыном Виктором, что был значительно старше меня, жили в гостинице „Националь“. Застала у них племянника – Мишу. О чем мы тогда говорили, не помню. Знала от мамы, что Борис Михайлович – оппозиционер, но что это такое, ясно не представляла, была еще сама совсем ребенком (в июне 1929 года Наташе исполнилось 16 лет. – А. К.). Они, Борис Михайлович и Виктор, скоро ушли в другие комнаты, я осталась с Мишей и Надеждой Михайловной. Надежда Михайловна сказала Мише: «Напиши Наташе на память какое-нибудь стихотворение». Миша взял листок бумаги, подумал и очень скоро написал:

Может быть, не буду в Ленинграде,
Не увижу серых улиц строй,
Жизнь катится стальной громадой,
Видишь раз – пусть сердце будет радо,
Не увидишь, может быть, в другой.

Стихи оказались пророческими. Весь семейный куст был вырван с корнем. Все погибли в тюрьмах и лагерях. Во второй половине 80‐х годов все посмертно реабилитированы. Трудно было, однако, вообразить, что та же самая участь грозила [Наташиной] матери – Розалии Семеновне Ельциной. Нашему родному с Наташей Ленинграду выпала доля едва ли не первенца, обреченного на заклание, жертвы, наиболее угодной самозванному Богу. Ужас входил в каждый дом. Каждая семья жила в страхе, в ожидании катастрофы, могущей произойти с каждым. Появились симптомы, заставившие насторожится Розалию Семеновну.

В предвидении возможного несчастья, для того чтобы либо его предотвратить, либо смягчить, либо как-нибудь от него заслониться, Розалия Семеновна обратилась в музей Революции за справкой о политической деятельности ее покойного мужа – Владимира Михайловича Ельцина, скончавшегося в 1916 году. 5 марта 1930 года ей была выдана такая справка. Она гласила: «Дана сия в том, что Владимир Михайлович Ельцин привлекался по обвинению в социал-демократической организации в Одессе в 1898–1899 годах, в Петербурге по делу Казанской демонстрации в 1901 году, Екатеринославле в 1902 году и в 1903 году в Петербурге по делу Петроградского комитета РСДРП (большевиков); кроме того принимал активное участие в революции 1905 года. Настоящая справка выдана жене покойного В. М. Ельцина по ее личной просьбе». Далее следовали соответствующие подписи и печать.