Действующие лица этих произведений, как и в «Котловане», характерны дельностью личностного склада – слитностью ума, воли, чувств, открытостью внутреннего мира. Здесь личность сильна не индивидуальностью, а сплоченностью индивидов, личность каждого из которых выступает во всей ее наличности, предъявленности внешнему окружению. Личность черпает свою силу в публичности. Это психология – лично-коллективная. Сознание общности как «мы», противостоящее другой общности – «они». Общность «мы» основана на однородности, изравненности составляющих ее индивидов. Это все еще не превзойденная исторически общность, о которой, как приводилось выше, Глеб Успенский писал как о «живущей какой-то сплошной жизнью, какой-то коллективной мыслью, и только в сплошном виде доступной пониманию». Между «Мелочами путевых воспоминаний» Глеба Успенского и сочинениями Платонова, Иванова, Фурманова, Серафимовича, Гладкова пролегло сорок лет – да еще каких! – замечательному бытописателю теперь бы не пришлось сетовать на безнадежное отсутствие собеседников, «жаждущих сознательной жизни, стремящихся дать смысл своему существованию на земле». Сам по себе факт вовлеченности широчайших слоев населения в революционное действие и являлся опытом постановки и практического решения вопроса о смысле существования людей на земле. Как ни оценивать этот опыт, фактом остается пробуждение сознания социальных низов, освобождение их от привычного рутинного, ограниченного повседневными нуждами и заботами существования. Прибегая <нрзб> к перечисленным художественным произведениям как к историческому источнику, удается констатировать, что сознание множества и множества людей, сделавших сознательный выбор в пользу революции, оставалось по основным параметрам лично-коллективным. Примечательно, что сочинения деятелей революции – Ленина, Троцкого, Бухарина и других – пестрят словоупотреблением «массы», то есть в буквальном переводе с латыни «комья». Это режущее глаз словоупотребление не являлось признаком высокомерия революционных руководителей.