Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Ленин неоднократно писал о «необъятнейших пространствах», на которых царит «патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость». Характеристика, на мой взгляд, утрированная, но в целом реалистичная. Для социальных низов, поскольку они отвечают характеристике «массы», естественно тяготение к патернализму. Для революционного авангарда непременным условием действенности его политики становится идеологическое и организационное опекунство, попечительство, наконец, повелевание. На этой почве как ее естественно-необходимый продукт возникает иерархически-структурированный институт вождизма, комиссарства, военного и штатского, на всех уровнях и во всех формах государственной, военной, хозяйственной организаций. Политическая власть, сознававшая себя, называвшаяся и действовавшая как диктатура, требовала вождизма. На то и диктатура, а не демократия. Диктатура как форма политической власти (диктатура пролетариата, на деле диктатура партии, еще конкретнее ее верхов) оправдывалась экстремальными условиями революции, гражданской войны, необходимостью концентрации власти в переходный период к новому общественному строю. Нет оснований подозревать новое поколение пришедших к власти революционеров в намерении увековечить диктатуру. Напротив, они декларировали переход в неопределенном, правда, будущем через диктатуру к отмиранию государства. Если элиминировать безгосударственное будущее – а оно как-никак находилось «за тридевять земель», то являлась ли реальной демократическая альтернатива диктатуре? В преобладающей массе населения общество представляло собой традиционное общество («патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость»). Традиционному обществу демократические формы правления несвойственны. Им свойственны авторитарные формы правления. Формы демократического устройства, более совершенные или менее, основываются на личностном самоопределении индивидов, способности индивидов к творческому самовыражению, чувстве собственного достоинства, независимости суждений, деятельной работе мысли. Традиционное общество – это прежде и больше всего общество круговой поруки, тяготения индивидов к одинаковости, ориентации на коллектив как солидарную жизнеобеспечивающую и требующую подчинения силу. Авторитаризм и коллективизм (на уровне круговой поруки) взаимодополнительны. Народный идеал власти, как показал К. В. Чистов в монографии «Русские народные социально-утопические легенды XVII–XIX веков»376, – «царь-избавитель». Народный доброхот, но царь, а не, скажем, вече. Опираясь на другие, нежели социально-утопические легенды, источники, я показал то же самое в монографии «Народная социальная утопия в России»377. Не потому победила Октябрьская революция, что Учредительное собрание стало жертвой большевистской узурпации. Причины глубже, что, в отличие от многих современных публицистов, хорошо понимал Бердяев: «В России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствовавшей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям»378. Русская социалистическая идея, напротив, заслужила симпатию и доверие социальных низов, особенно патриархальных. Она воспринималась массовым сознанием не только как воспетая народниками община, но как общинность в множестве ее разнообразных форм, начиная с протопопа Аввакума, проповедовавшего равенство, «чтобы друг друга любя жили, яко во едином дому, советно и единодушно Бога хваля», и до крестьянина Тимофея Бондарева, мечтавшего в конце XIX века о соединении человечества в «единодушную и единосердечную артель». Манила сама по себе социалистическая идея как идея общинности, ответившая вековым чаяниям народа, не затруднявшего себя непосильной задачей понять, что же такое социализм, проповеданный новой властью. И на этот раз близок к истине оказался Бердяев: «В России революция могла быть только социалистической. Либеральное движение было связано с Государственной Думой и кадетской партией, но оно не имело опоры в народных массах и лишено было вдохновляющих идей. По русскому духовному складу революция могла быть только тоталитарной. Все русские идеологии были всегда тоталитарными, теократическими или социалистическими. Русские – максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично»379.