– Наверно, из нас получаются хорошие рабы. Мы сильны, выносливы и трудолюбивы, – сказал вождь горько.
– Вам надо уходить из этих мест.
– Да, надо уходить… Но мы не можем уйти сейчас. Наш скот пасётся на пастбищах. А это вся наша жизнь.
– Так пошлите кого-нибудь за скотом.
– Люди уже пошли. Скоро они вернутся. И тогда мы уйдём.
Капитан бросил быстрый оценивающий взгляд на кузнеца – тот был словно больной, вялый, а потом, вообще, ушёл. И тут вождь Нинббе произнёс:
– Мы решили уйти в северные горы…Там нас не будут преследовать.
Капитан кивнул молча, но нежданная радость и, может быть, облегчение впервые за много дней охватили его.
Вождь смотрел на капитана, словно хотел спросить у него, но не решался. Наконец, он с усилием выговорил что-то, и дон Родригу перевёл:
– А что будет с нами дальше?
– Я не знаю, – ответил капитан.
Дон Родригу стал переводить слова капитана, но переводить излишне долго и витиевато. После чего вождь принялся униженно кланяться капитану и ушёл, почти пятясь.
– Так, дон Родригу, – сказал капитан. – Что вы ему там наговорили? Нашему вождю, что он так разошёлся?
Португалец ответил неохотно:
– Не следовало говорить ему, сэр, что вы не знаете. Я позволил себе сказать ему, что вы будете просить своих богов указали нам путь.
Капитан криво усмехнулся, соглашаясь:
– Ладно, дон Родригу… Но с этим кузнецом что-то не так. Он словно бы болен…
– Он сейчас не в кузнице и теряет силу. Злые духи набросились на него. Кузнецы должны всё время работать, стучать и поддерживать огонь в своей кузнице, чтобы отпугивать от себя злых духов.
– Вы как будто во всё это верите, дон Родригу?
– Да как вам сказать, капитан… У африканского колдовства есть одно странное свойство. Не сразу, но обязательно ты попадаешь под действие его обаяния, и тогда от этих чар трудно бывает избавиться.
Капитан хмыкнул и посмотрел кругом.
За время его отсутствия туземцы под руководством мистера Трелони и доктора натаскали вокруг стоянки груды полусгнивших брёвен и кучи ветвей, и теперь все мужчины-фульбе, сидя на корточках за этими завалами, выстругивали палочки. Женщины с котлами потянулись вниз к ручью – всем пора было хоть что-то поесть.
– Смотрите, дон Родригу! Кажется, туземцы опять собрались прикрывать наше отступление ядовитыми шипами, – сказал капитан и добавил: – Но я думаю, что для нас, наконец-то, настала пора решительных действий… Пока ещё вечер не скоро.
– Да… День сегодня удивительно длинный, – согласился португалец, и в его словах слышалась горечь.
Они договорились с вождём Нинббе, и все сильные и молодые пастухи стали собираться вместе с капитаном на вылазку. Потом капитан подошёл к матросам и сказал:
– Готовьтесь… Мы идём на фульбе-мусульман. Патроны – беречь. Стрелять только в самом крайнем случае. Отравленных стрел пастухов и наших ножей и сабель, я думаю, будет достаточно.
Потом он подошёл к сквайру и кивнул ему. С видимым облегчением сквайр тоже стал готовиться к вылазке. Тут к ним подскочил доктор Легг.
– Капитан, я не останусь в лагере! – вскричал он и сердито набычился, густо покраснев по своему обыкновению. – Я тоже пойду с вами!
– Доктор, вы мне нужны здесь… Кто же будет охранять лагерь? – устало спросил капитан.
– А кто окажет вам помощь, сэр, если что? – отрезал доктор со всей непреклонностью, на которую он только был способен.
– С женщинами в лагере придётся остаться мне. Я уже стар бегать за противником по лесам, – сказал дон Родригу, он нерешительно посмотрел на сына и добавил вопросительно: – И, может быть, Жуан?
Но Жуан протестующе вскрикнул и сделал шаг к капитану.
– Не беспокойтесь, дон Родригу, я пригляжу за вашим сыном, – пообещал капитан с улыбкой.
Через четверть часа отряд оставил лагерь и опять пошёл по той же тропе в чаще, прорубленной ими раньше: впереди пастухи с отравленными копьями, луками и стрелами, за ними – англичане.
****
Мистер Трелони шёл за доктором, и странное, гнетущее очарование тропического леса не покидало его.
Всё в этом лесу, – и его полумрак, и его неподвижная, затхлая тишина, – производили на него впечатление глубокой отчуждённости от всего остального мира и вызывали чувство безмерного, безысходного, почти отчаянного одиночества, какое бывает только во сне, когда бредёшь по улицам призрачного города и даже не пытаешься глядеть по сторонам, потому что знаешь, что ты всё равно один, и тебе некому помочь. Вокруг него стояли суровые и молчаливые деревья-великаны, стволы которых были опутаны лианами, зелёными побегами и длинными колючими стеблями, и он опять подумал, что попал в иной, фантастический мир, население которого живёт не человеческой, а своей, растительной жизнью.