Мистер Трелони долго лежал без сна и в какой-то момент осторожно, с опаской, решил присмотреться к звёздам, и вдруг заметил движение небосвода – ночное африканское небо над ним быстро и неудержимо кружилось и неслось куда-то. Потом он увидел, как прямо на него падает звезда, и она становилась всё больше и больше, потом за ней покатилась вторая, потом третья, и они увеличивались и горели всё ярче, и он уже успел загадать три желания, когда понял, что это не звёзды, а жуки-светляки, которые подлетели к ближайшему кусту и сели на него.
Он чертыхнулся сквозь зубы, отвернулся от светляков с досады и, незаметно провалился в тяжёлый сон, словно кто-то невидимый быстро прикрыл ему глаза ладонью.
Разбудил его Платон. Мистер Трелони молча сел и огляделся: рассвет приближался, по лесу метались предрассветные тени.
– Скоро будет совсем светло, – чуть слышно сказал Платон и наклонился над спящим доктором, чтобы разбудить его.
Мистер Трелони поднялся на ноги. Пошатываясь со сна, как пьяный, он сделал пару шагов в сторону и отвернулся от всех к ближайшим кустам по надобности. Потом рядом с ним встал зевающий, ещё не проснувшийся доктор.
Скоро погасли утренние звёзды, и небо сделалось спокойное и чистое. В ещё сумрачном лесу стояла глубокая тишина. Отряд двигался сначала медленно, хотя путь, по которому воины-фульбе гнали своих пленных, читался очень хорошо, потом всё быстрее, но осторожно. Впереди отряда шёл Жуан. Он хоть и торопился, но ноги, обутые в сапоги, ставил чётко, опасаясь отравленных колышков. Следом за ним шёл капитан, впечатывая свои сапоги в мягкую землю. Так они прокладывали дорогу для почти босых пастухов-фульбе, следующих сзади.
Они шли цепью уже довольно долго через проход, прорубленный неприятелем в чаще из молодых деревьев, лиан и колючего кустарника. Солнце сюда совсем не пробивалось, и у всех перед глазами всё сливалось в густую зелёную массу, которая цеплялась за одежду колючками, стараясь задержать, ухватить и не пропустить.
Вдруг Жуан вскрикнул и взмахнул своим мушкетом, опрокидываясь на спину. Где-то совсем рядом за стеной из лиан страшно зашелестела листва. Капитан мгновенно присел, протянув руки к Жуану, чтобы поддержать его, но Жуан не упал, а наоборот, взлетел в воздух и повис там головой вниз, схваченный за ногу верёвочной петлёй.
Два пастуха бросились на помощь к Жуану и тут же, вскрикнув, упали и схватились за свои ступни, из которых торчали шипы. Они застонали, запричитали по-своему что-то жалобно и обречённо, забились в конвульсиях и вскоре затихли. Жуан молча и страшно раскачивался над ними, груз свешивался с его плеч, норовя упасть. За спиной капитана испуганно переговаривались другие пастухи. Доктор Легг растолкал их, пробрался вперёд и сел на корточки перед скрюченными телами, пытаясь обнаружить в них признаки жизни. Потом он посмотрел на капитана и отрицательно покачал головой. Тут из-за спин пастухов подошёл Платон.
– Платон, помоги мне! – сказал капитан, он снизу вверх посмотрел на Жуана и протянул к нему руки.
Перевёрнутое лицо Жуана было странно искажено и не похоже на себя, взгляд его чёрных глаз был мучительный. Жуан сбросил свой мушкет, потом заплечный мешок – тот тяжело упал на руки Платона. Жуан закрыл глаза и что-то закричал пастухам. Те недолго посовещались. Потом один снял с плеча лук, прицелился в верёвку, которая уже натянуто застыла, и выстрелил. Стрела с тихим свистом перерезала часть волокон верёвки, остальные оборвались под тяжестью тела Жуана. Тот полетел вниз, и капитан с Платоном подхватили его, перевернули и поставили на землю.
– Колышек… Жуан, наверное, задел колышек, – объяснил Платон капитану. – Это такая охотничья ловушка… Пригибаешь ближайшие деревья, закрепляешь их на колышек. Антилопа идёт, сбивает колышек и оказывается подвешенной за ногу на петле… Остаётся только вынуть её из петли.
Капитан утвердительно кивнул и тут же замер, услышав крики. Крики были дальние, едва слышные, но шли они, несомненно, оттуда, куда сейчас направлялся отряд. Он напряжённо глянул на Платона и бросился вперёд по тропе. Платон догнал капитана, оттеснил с тропы и пошёл первым.
Шли они быстро, и крики с каждой минутой становились всё явственнее. Потом вместе с криками капитан услышал многоголосый вой и дикий хохот, словно смеялся буйный сумасшедший, зло, надрывно, на многие голоса, смеялся мерзко и явно издевательски, захлёбываясь, прерываясь и заходясь надсадным хохотом снова и снова.
– Гиены! Это гиены! – закричал Платон. – Они учуяли добычу и сзывают к себе всю стаю!
Все прибавили шаг, и скоро призывные крики людей сделались слышнее и даже отчаяннее.
Капитан уже давно снял свой мушкет с плеча и почти бежал за Платоном. За капитаном след в след, дыша ему в спину, нёсся Жуан. Вся цепь устремилась вперёд: англичане и туземцы торопились, чуя недоброе, а скоро капитан разобрал, что кричит дон Родригу – это был, несомненно, его голос.
– Капитан Линч!.. Жуан!.. Скорее! – хрипло кричал португалец где-то совсем недалеко. – Умоляю! Скорее же, боже мой!