Кровавая вода Африки

Вокруг них нарастал вой и хохот гиен. Капитан, поморщившись, пробормотал:

– Что-то мне этот вой уже порядком надоел.

К капитану подошёл Платон и спросил:

– Что делать со Стрелком?

Капитан поднял голову и сказал:

– Веди его к костру. И принесите мою сумку.

Он подошёл к костру и посмотрел на его пламя, затем перевёл взгляд на вождя Нинббе – вождь с любопытством смотрел на капитана исподлобья, снизу вверх. Да и все в лагере, – и белые, и пленники, – не отрываясь, глядели сейчас на капитана.

Платон подвёл связанного Стрелка, который упирался и кидал вокруг себя яростные взгляды, а доктор протянул капитану его сумку. Капитан порылся в ней и вытащил стопку бумажных конвертиков, тех самых, в которые он завернул волосы всех пленников вечером во время «колдовства». Приблизившись к Стрелку и глядя на него пристально, капитан стал медленно перебирать конверты. Он словно вспоминал что-то или старался отыскать.

Скоро губы его стали беззвучно шевелиться, глаза же, наоборот, застыли и уставились в какую-то точку на груди Стрелка, а потом, и вообще, закрылись, и только руки продолжали и продолжали свою странную работу, словно они не могли остановиться, словно они никак не могли выбрать или что-то найти, и двигались они всё быстрее и быстрее.

Стрелок не сводил глаз с рук капитана. Он побледнел и из смуглого стал серым, потом зелёным, а на лбу его выступил обильный пот, а капитан вдруг открыл глаза и замер, и всех, кто стоял напротив него, поразила бездонная глубина его чёрных застывших глаз. И тогда вождь Нинббе, который давно уже поднялся со своего места, вдруг сдавленно вскрикнул и потянулся к капитану всем телом.

Капитан поднял руку с одним зажатым в ней конвертом, кинув другие конверты в сумку. Потом он, не отрывая взгляда от глаз Стрелка, медленно развернул конверт. В нём лежала тёмная прядь волос. Капитан протянул, показывая Стрелку раскрытый конверт, подержал недолго бумагу возле самого его лица, заулыбался какой-то страшной, дурной ухмылкой и вдруг, скомкав, кинул бумагу вместе с волосами в костёр. Стрелок вскрикнул и рухнул на колени, словно ноги уже не держали его больше.

Вождь Нинббе громко, судорожно всхлипнул, просто всосал в себя воздух, резко развернулся и, не сказав никому ни слова, ушёл со своей охраной.

Платон увёл Стрелка к остальным пленникам. Те отползли от Стрелка в сторону, оставив его одного, но тот этого не заметил: он лежал на боку со связанными впереди руками, подтянув под себя ноги и закрыв глаза.

Так его и нашли утром – лежащим на боку с поджатыми ногами. Прибежавший на зов дона Родригу доктор, осмотрев пленника, сказал, что тот давно и безнадёжно мёртв. Никаких признаков насильственной смерти доктором обнаружено не было.

– Такое ощущение, господа, словно он лёг и умер, – рассказывал доктор за завтраком, который этим утром проходил особенно невесело. – Я в своей практике с подобными случаями ещё не встречался.

– Латентно, – произнёс Платон со своего места.

– Да, конечно, – подтвердил доктор и задумчиво покивал. – Он мог быть болен латентно, в скрытой форме, так сказать, и от этого умереть. Но, всё-таки, джентльмены… Такое совпадение.

Доктор Легг развёл руками, круглое, славное лицо его выражало безмерное удивление перед этим необъяснимым с точки зрения современной натурфилософии фактом.

У костра замолчали. Дон Родригу перевёл Жуану слова доктора – молодой человек всё утро сидел, не поднимая от земли глаз. Услышав, что говорит ему отец, Жуан посмотрел на капитана, который единственный из всех, не считая, конечно, Платона, сохранял сегодня расположение духа.

Более того, мистеру Трелони показалось, что капитан был впервые за много-много дней словно бы даже весел, и словно бы какое-то тайное удовлетворение сквозило во всей его фигуре и во всяком его жесте – и в том, как он брал кружку с чаем из его рук, и в том, как посматривал искоса на доктора и матросов. И сквайр, который уже готов был открыть рот и ответить доктору, что тут без колдовства, уж верно, не обошлось, вдруг нахмурился и промолчал.

Вместо него доктору Леггу ответил дон Родригу.

– Я уже говорил вам, господа, что африканцы очень внушаемы, – сказал он. – И если они решат, что теперь им не жить – так ведь и умрут запросто от страха или от тоски. Я уже сталкивался с подобными случаями.

И тут мистер Трелони не выдержал и спросил:

– Капитан, а как вы запомнили, в каком конверте у вас лежат волосы этого пленника? Конверты же не подписаны.

Капитан поднял светлые брови.

– Да я и не запоминал, – ответил он, а потом улыбнулся. – Я взял первый попавшийся… Какая, в сущности, разница?

И мистер Трелони потрясённо согласился:

– Да, действительно. Никакой.

Чуть позже к костру подошли пастухи и, усиленно кланяясь чуть ли не до земли, сообщили, что вождь Нинббе просил передать: племя готово сняться со стоянки и идти в северные горы по первому же требованию вождя Линча.

– Давно бы так! – воскликнул капитан и приказал всем немедленно собираться.

Все в лагере тут же торжествующе засуетились.

****