– У нас нет ничего другого, никакого другого средства, – ответил капитан. – Значит, надо опять давать порошок.
Платон уже протягивал доктору мешочек с хинной корой, который он отыскал в докторских припасах.
– Вода сейчас вскипит, – тихо сказал Платон и посмотрел на сквайра.
****
Когда спустя несколько дней мистер Трелони очнулся, доктор сразу спросил его:
– Джордж, вы принимали «иезуитский порошок»?
– Нет, – едва слышно прошептал мистер Трелони.
– Но почему? – вскричал доктор. – Я же всем раздаю, чтобы пили!
– Он такой горький, – ответил сквайр и скривился. – Я его сначала пил. А потом стал выбрасывать… Не сердитесь доктор, я и сам себя теперь ругаю.
– Вы невозможный, ужасно безответственный человек! – закричал доктор, он страшно рассердился, даже кулаками затряс. – Вы знаете, что малярия – это смертельное заболевание?
– Теперь знаю, – сказал сквайр и улыбнулся, тихо и жалобно.
Доктор Легг осёкся, заморгал расстроенно и взял вялую, худую руку сквайра в свои. Подержав её так некоторое время, словно желая что-то сказать, но так и не сказав ничего, доктор сжал запястье сквайра, проверяя его пульс. Пульс был слабый, едва слышный. Доктор вздохнул и осторожно положил руку сквайра, который уже опять закрыл глаза и затих, на покрывало.
****
Доктор Легг угрюмо посмотрел на гору.
Гора была высокая, около ста футов. Точнее, это была даже не гора, а абсолютно ровный, совершенно отвесный подковообразный обрыв, гладкий жёлтый камень которого был словно бы срублен и затёсан до самого низа гигантским топором и облит во многих местах чем-то иссиня-чёрным, с отвратительными потёками. И с этого обрыва неравномерным водопадом падала, разбиваясь на множество пенных струй, тонкая речушка, как будто кто-то невидимый там, на самом верху, неодинаково подавал воду, пуская её то сильнее, то тише. Водопад падал с шумом в мелкое озерцо, у самой поверхности которого эти траурные, блестящие от воды потёки на камне обрыва перемежались с пятнами зелёных мохнатых лишайников такого же отталкивающего вида.
Это был первый водопад, встреченный ими в этой части Африки, и он ничего общего не имел с водопадом, изображённым на гобелене. И гора, с которой он падал, совсем не была похожа на две разыскиваемые ими горы, одна из которых, левая, была пониже, а другая, правая – повыше. Доктор повернул голову к мистеру Трелони, лежащему неподалёку, увидел, что он проснулся и как мог спокойнее, но внутренне через силу, улыбнулся ему.
– Ну, вот вы и проснулись, сэр, – сказал доктор бодрым голосом. – Я думаю, скоро вернутся и капитан с Платоном… А уж они сегодня что-нибудь, похожее на наши горы, обязательно, да найдут.
Мистер Трелони прикрыл усталые глаза, тут же открыл их снова и мягко произнёс:
– Я вас так давно и хорошо знаю, Джеймс, что меня совсем не обманывает ваш профессиональный тон.
– А что мой профессиональный тон? – смешался доктор, и глаза его забегали.
Мистер Трелони молча смотрел на доктора какое-то время, потом спросил его тихо:
– Что?.. Плохи мои дела?
– Нет! – вскричал изумлённый доктор. – Что вы такое говорите? Как вы могли такое вообще подумать?
– А что я должен думать, если вы вот сейчас сидите сам не свой? – проговорил сквайр устало.
– Ну, так и что же, что сам не свой? Это к вам совершенно не относится! – сказал доктор Легг и весело, пошутил: – Пока я ваш друг, вы можете быть вполне спокойны: вы умрёте абсолютно здоровым!
Мистер Трелони улыбнулся, но улыбка тут же покинула его бледное, восковое лицо.
– Так что с вами, доктор? – спросил он. – Можете вы рассказать это своему абсолютно здоровому другу?
– Абсолютно здоровому – могу, – буркнул доктор и замолчал, отвернувшись.
Мистер Трелони лежал и смотрел на него, не смея шелохнуться, не смея даже вздохнуть лишний раз. Наконец, доктор повернул голову и тихо сказал:
– Понимаете, дружище… Я что-то стал очень тосковать по дому. Никогда со мной такого не случалось, ни в одном плавании. Я же так люблю путешествовать, люблю новые земли.
Доктор замолчал и ничего не видящими глазами опять посмотрел на водопад, который бурлил и шумел невдалеке. Мистер Трелони не знал, что ему ответить, но и говорить что-то просто так он тоже не хотел.
– А вы помните какого цвета платье-мантуа у миссис Уинлоу? – вдруг спросил доктор, повернувшись к мистеру Трелони.
– Это какое мантуа? С серебряной нитью? – заинтересованно уточнил сквайр и прищурился.
– Да, мантуа из шёлковой тафты, – мечтательно подтвердил доктор.
– Конечно, помню. У неё прекрасное синее платье, – сказал сквайр и улыбнулся. – А корсет спереди расшит растительными узорами.
– Да, узорами, – медленно повторил доктор и грустно покивал головой. – А узкие рукава с манжетами только-только прикрывают локоть.
– А из-под манжет выступают рукава белой рубашки, украшенные оборками, – произнёс сквайр и добавил, вздохнув. – У Труды подобная рубашка тоже есть.
– А длинный шлейф продлён по спине, – печально вторил ему доктор. – И он так переливчато сияет в свете свечей.
Доктор Легг застыл с остановившимся взглядом, устремлённым словно бы внутрь себя, и добавил как-то задумчиво и удивлённо: