Кровавая вода Африки

– А вот фульбе очень почитают жир горба и научились вырезать его кусок даже у живого животного, – быстро сказал португалец. – При этой ловкой операции они употребляют нити паутины и лекарственные травы, а швы скрепляют мощными челюстями муравьёв-солдат…

– Почему мне не показали! – обиженно вскричал доктор. – Это же самое важное!

Он замолчал удручённо и уже больше не перебивал дона Родригу, когда тот рассказывал про прыжки жертвенного быка через огонь, про костры из веток священных деревьев, про жертвоприношения перед началом полевых работ и про жертвоприношения для того, чтобы вымолить дожди. Потом доктор Легг не выдержал.

– Ну вот, – проворчал он недовольно. – Опять начались рассказы о мракобесии.

– Хорошо, – ответил дон Родригу, посмеиваясь. – Больше ничего рассказывать не буду.

– Нет, рассказывайте! – закричали матросы. – Мы хотим про мракобесие!

– Так рассказывать? – с интонациями профессионального сказочника спросил старый аристократ, он хитро улыбнулся и подкрутил рукой свой правый ус.

– Рассказывайте, благородный дон! – вскричал вдруг развеселившийся капитан.

Он вскочил и отвесил дону Родригу преувеличенно низкий поклон до самой земли, несколько раз проведя по ней шляпой. Португалец рассмеялся и стал объяснять своему сыну то, что сказал капитан. Жуан тоже засмеялся, он смотрел на капитана совершенно счастливыми глазами.

Капитан сел, а дон Родригу принялся рассказывать:

– Каждый африканец знает, что он существует в мире, населённом духами. И днём, и ночью духи следят за ним, и африканец, нарушивший обычай своего племени, немедленно подвергается каре со стороны целого сонмища духов. Это и есть суть великой религии Африки, разделяемой миллионами. И не важно, кем является африканец в этой жизни – католиком, мусульманином или язычником, но он, зачастую, использует эту веру, чтобы защититься от мести духов или от злых чар враждебного колдуна. И тогда стихотворные строки Корана применяются в обряде жертвоприношений, как заклинания, а христианские молитвы твердятся и повторяются теми, кто считает себя околдованными.

И эта вера в колдовство является самой частой причиной смерти, чем что-либо иное. Эта вера убивала и убивает до сих пор больше мужчин и женщин, чем что-либо другое. Я знаю случаи, когда в Африке убивали десять и более человек, обвинив их в смерти или болезни одного.

У костра все замерли, потрясённые словами дона Родригу. И тут, к удивлению капитана, доктор Легг, в последнее дни всё больше угрюмо молчащий, вдруг запел высоким бархатным тенором:

– Над шумной быстрой речкой Ди

Весёлый мельник жил…

Капитан обрадованно ахнул: доктор пел народную песню честерских мукомолов, сложенную ими ещё в Средние века. И не успел капитан что-то сказать, как доктора поддержал мистер Трелони, подхвативший вместе с ним следующую строку:

– Он тяжело мешки носил,

Но радостнее птицы был…

Йо-хо, хо-хо, йо-хо…

Дальше эту песни с её чудесной валлийской мелодией уже гремели все вместе, кое-кто из матросов даже вскочил и принялся отплясывать что-то невообразимое, а потом эту песню, которая была не так уж и длинна, все вместе спели ещё раз, и ещё раз африканская саванна огласилась взрывом симпатии к работяге-мельнику, который тяжело работает все дни напролёт и при этом поёт звонче жаворонка, который ни у кого не берёт в долг, но зато в ладу со своей совестью, потому что его грошей хватает даже на помощь обедневшему другу.

А потом они все вместе спели «Джек Пудинг», а потом старинную гальярду «Боже, храни короля», а потом капитан спел совсем новую песню «Старый английский ростбиф», и все стали её разучивать, даже дон Родригу и Жуан, глаза которого сияли восторгом. И пунктирный ритм этой песни, напоминающей скорее крестьянский танец, прерывали бодрые квартовые ходы, очень гармонично появляющиеся в ней при упоминании о мощи Британии и её замечательного ростбифа…

Ах, дорогой читатель, что такое английские песни ХVII – ХVIII веков?

Это и патриотические гимны, и злая сатира, и пылкая любовь! В этих песнях и сегодня нам чудятся пышные пудинги и напудренные парики, скрипучие мельницы Честера и низкие зелёные берега провинциальных речек, слышится шумный весёлый Лондон и гул его портовых таверн, а чуткое ухо музыканта в них разбирает едва внятные саги викингов и заунывные баллады парижских трубадуров. В этих песнях в самую тяжёлую пору, в лихие годы переворотов, голода, революций и войн простые люди искали и находили то, что не давало им пропасть.

Спать в эту ночь все легли поздно.

****

Они вошли в лес, рядом с которым заночевали, и мистер Трелони поразился, до чего он был сухой и редкий.

Некоторые деревья стояли совсем голые, у их подножий зелёным шуршащим ковром лежала сброшенная листва. Лиан было мало, а те, что остались, почти все казались бездушными и мертвыми, будто насосавшись и задавив всё кругом, они безжизненно повисли, опутав стволы деревьев и ветви кустарника бурыми верёвочными гирляндами. Только в иных местах, чтобы пройти, их тоже приходилось вырубать.