Крови и зрелищ!

Томми попятился к двери. Миг – и она за ними захлопнулась. Не успел босс сообразить, как Томми уже был на Брансвик-стрит. Однако преследователи не заставили себя долго ждать. Томми поднял Элси, которая оказалась на удивление легкой, и пустился бежать.

Отправляясь сюда, он настолько был одержим идеей интеллектуальной работы, что не прихватил даже полицейский свисток. Переходя на быстрый галоп, он тем не менее надеялся, что довольно скоро ему попадется дежурный полицейский. А потом его коллеги организуют помощь до того, как его и Элси пригвоздят к земле. Он слышал голоса догоняющих, потом их топот. Мимо просвистела пуля и застряла в двери мясной лавки.

– Они стреляют! – проговорил Томми с удивлением, хватая ртом воздух. – Элси! Это они в нас стреляют. Нужно сворачивать с улицы!

Элси, которая висела у него на плече и могла видеть, что происходит сзади, прохрипела:

– Их трое. И у этой шавки Луиса – ружье.

– Элси, во что это ты вляпалась? – вслух рассуждал Томми Харрис. – Раз они рискуют стрелять на улице, да и вообще стреляют, значит, для них это серьезно. Так Робинсон говорит. Гангстеры!

– Поворачивай сюда! – пронзительно и неприятно резко прокричала Элси прямо ему в ухо. Он остановился на углу переулка. В этот момент какая-то сила швырнула его к стене. Он зашатался и уронил ношу. Элси плавно приземлилась и, потянув его за руку, затащила за угол.

– Сюда, морячок!

Она опустилась на колени и поползла под забор. Томми последовал за ней, почувствовав вдруг, что очень ослаб.

– Лежи здесь – и ни звука! – скомандовала Элси и отползла. Вернулась она с мокрой, измазанной грязью рубашкой.

– Затихни ненадолго, – предложила она.

Томми ощупал свой бок и, посмотрев на руку, обнаружил, что она теплая и влажная. «В меня попали», – подумал он. Боли не было, и единственной эмоцией, которую он испытывал, было удивление.

В переулке послышались шаги, кто-то прошел мимо забора и остановился. Щелкнула зажигалка, и желтый огонек осветил ржавые железные заборы. Залаяла собака. Томми Харрис затаил дыхание, ощущая худую руку Элси, прижатую к его плечу. Чей-то голос сказал:

– Нет. Никаких следов. Мы-то его подбили, а здесь на камнях нет никакой крови. Давай в другой переулок, братки.

Шаги удалились.

– Тебя прострелили, – спокойно заявила Элси. – А я вытерла кровь чуть ли не самой лучшей своей рубашкой. Отползи немного назад, тогда мы сможем зажечь огонек, и я посмотрю, что там у тебя, морячок.

Томми, удивительно ослабевший, с усилием протолкнул свое тело назад через что-то острое, как ему показалось, как лезвие бритвы, и лег на спину в гнездышке из затхлых тряпок.

Чиркнула спичка, и загорелась маленькая керосиновая лампа. Томми обнаружил, что находится в сарайчике из оцинкованного железа, сооруженном из кусков старых ванн. Элси Ящерица меблировала свое маленькое убежище двумя старыми матрасами и несколькими видавшими виды одеялами. Было у нее и приспособление для варки, старая коробка-холодильник и еще – обшарпанная кожаная женская сумка, напичканная чем-то похожим на бумагу. Элси отставила лампу на безопасное расстояние и начала рыться в своих пожитках в поисках простыни. Найдя простыню, она стала рвать ее на полоски.

– Давай снимем с тебя эту куртку, – сказала она. – Да и рубашка уже никуда не годится.

– Со мной все в порядке, Элси. Дай мне только здесь немного полежать, и я встану и позвоню…

Он попытался сесть и понял, что не может. Мышцы отказывались повиноваться.

– Да нет, не в порядке, – спокойно сказала она. – Тебя ранили, и если ты, мать твою, не дашь мне за тобой ухаживать, то истечешь кровью, к чертям собачьим, прямо на моей чертовой постели.

Томми не сопротивлялся, когда она снимала с него куртку и рубашку, а потом подоткнула какое-то белье ему под бок. Она налила холодной жидкости в рану. Защипало. Руки ее двигались уверенно, и было похоже, что она знает, что делает.

– Что, все плохо? – спросил он, надеясь, что голос его не дрожит.

– Не, просто подстрелили тебя и вырвали кусочек кожи. Поправишься, морячок. А теперь я бы заварила тебе чашечку, да этот хренов обходчик будет тут как тут, не успеешь и глазом моргнуть, и если он меня увидит, то вышвырнет ко всем чертям.

– Это ты здесь живешь, Элси? – Он почувствовал облегчение: рана была крепко перевязана, и он до сих пор не чувствовал боли. Томми лениво разглядывал узор, который рисовали уличные огни, проникающие через дырки в оцинкованном железе. Не очень-то хорошая защита от непогоды, подумал он.

– Да, мое маленькое гнездышко. Между нами, моряками. Придется уйти на дно. Кто мог подумать, что у этого Альберта Эллиса есть пушки?

– Они застрелили Реффо, – заметил Томми. – По крайней мере, я думаю, что они.

– Да, – согласилась Элси Ящерица. – Да-да, возле «Провинциала». Точно, они его застрелили.

– Так за что же Альберт Эллис должен тебе десять бутылей? – с надеждой спросил Томми.

– Он должен мне до черта. И больше! – многозначительно отозвалась Элси Ящерица.

– Что ты имеешь в виду?