Крови и зрелищ!

Его близость действовала на Фрайни. Она чувствовала, как его кожа излучает жар, замечала, как напряглись его мышцы, как это напряжение от бедра пошло в пах. Сомнений в том, что клоун рад ее видеть, не было. Однако голос его при этом оставался на удивление спокойным.

– Никто не спит с клоунами, – сказал он, передавая ей бутылку. – Это приносит несчастье. Мы неудачники. Мы само собой должны быть грустными.

– Почему? – Фрайни положила руку ему на плечо и почувствовала, как клоун затаил дыхание.

– Клоун – это средоточие грусти. Поэтому люди и смеются над нами. А как сможем мы быть грустными, если у нас появятся возлюбленные? – задал он резонный вопрос. – Ох!

Фрайни погладила его по спине. Твердые мышцы свидетельствовали об исключительной силе их обладателя.

– Итак, ты считаешь, что я не имею отношения к цирку? – спросила она, пробежав легкими пальцами от его шеи к грудной клетке и обнаружив напрягшиеся соски.

– Нет, не имеешь. Ты хорошая наездница, но ты не отсюда. Почему… Ах… Почему ты здесь?

– Знаешь, я не смогу сосредоточиться… – замурлыкала Фрайни. – Да и ты тоже, пока мы с этим не покончим. Давай ты будешь получать поцелуи за ответы. Первый вопрос: кто тебе больше нравится – Фаррел или Джонс?

– Фаррел. Джонс негодяй, – сказал клоун, и Фрайни поцеловала разрисованный рот. Грим с его губ перешел на ее, и они окрасились в такой же цвет.

– Хорошо, вопрос второй. Ты поможешь мне выяснить, что происходит?

– Да, – сказал он, и один красный рот слился с другим красным ртом в долгом поцелуе.

– Третий, и последний… – Она дышала ему в самое ухо. И молчала.

– Какой? – спросил он, все еще не дотрагиваясь до нее, глядя на ее улыбку, на ее откинутые назад черные волосы, на ее открытое лицо.

– Ты хочешь меня?

Маска клоуна приближалась, а он тем временем, не отрываясь, смотрел в ее глаза. И тогда он дотронулся до нее впервые за эту ночь.

Его мозолистые руки заскользили от ее лодыжек к бедрам. Фрайни затаила дыхание.

– Я могу сделать тебе больно, – проговорил он. – Прошло много времени, как…

– Потому что клоуны несчастны?

– Да.

Лицо его блестело от пота и краски. Отчаявшийся клоун, трепетавший от ее прикосновений, от того, что она рядом, от ее женского запаха.

– Я рискну. Каков твой ответ?

– Да.

Одним движением Фрайни сбросила халатик, и вот он уже над ней, покрывая ее страстными быстрыми поцелуями. Его сильные руки поднимают ее и кладут на лоскутное одеяло. Краска стирается, пока он прижимает лицо к ее животу; рот его ищет самое сладкое место, где все ее нервные окончания, вся ее сексуальность сходятся в один узел.

Мышцы ее расслабились, ноги раздвинулись… Над ее грудью появляется его лицо. Волосы его падают каскадом, и Фрайни закусывает губу, чтобы подавить крик. Рот его нежен и умел; он нашел самое чувствительное место. Ей не дотянуться, чтобы приласкать его. Кажется, он и не хочет, чтобы до него дотрагивались. Его шершавые руки нащупали ее соски и крепко сжали. Она задыхается на грани удовольствия и сладостной боли. В этом клоуне столько скрытой силы, что Фрайни оказалась в такой близости к страху, в какой никогда не бывала.

Его губы приблизились к ее губам, и рты их слились в поглотившем их обоих, горьком от краски поцелуе. Она обвила ногами его бедра, и первый вход был так силен, что пригвоздил ее к кровати. Маска клоуна, стоявшая у нее перед глазами, стала расплывчатой. Она крепко обхватила его и начала отвечать, но тогда его руки легли ей на плечи и остановили ее движения.

– Пожалуйста, не двигайся. Я не смогу… ждать… если ты будешь отвечать.

– А я не убегу, – сказала Фрайни, ерзая под ограничивающими ее свободу руками. – Я останусь на всю ночь. Отпусти. Не хочу быть прикованной.

Он заморгал и выпустил ее. Охладевшая к этому моменту Фрайни, по мере того, как движения их становились размеренными и четкими, вновь загорелась желанием. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее соски. Из-за скользкого от краски тела звук поцелуя прозвучал удивительно громко в темноте ночи. Волосы упали ему на глаза, закрыв их странный блеск.

Фрайни обхватила его за плечи, стараясь, чтобы он был как можно ближе, вошел как можно глубже. Он застонал и застыл, затем упал в ее объятия, забившись в экстазе.

Это падение ее так удивило, что она лежала без движения минут пять под весом его тела. Только потом она почувствовала его тяжесть. Она толкнула его в грудь, но он вцепился в нее. Мускулистые руки быстро обхватили ее крепким объятием.

– Ты сказала, что останешься на всю ночь, – прошептал он, и в голосе его опять прозвучала эта странная нотка. Фрайни решилась задать вопрос. Кроме того, она еще не насытилась, а в этом мужчине она чувствовала такой эротический потенциал, который нужно было подстегнуть.

– Что с тобой, Маттиас? Почему ты так… во мне не уверен?

Он оперся на один локоть и отбросил ароматно сладкие волосы с глаз. Большая часть грима с его лица оказалась на теле Фрайни. Она теперь увидела, что лицо у него из тех, что в Париже назвали бы jolie laide[5]. Уродливое лицо с высокими скулами, длинным носом, большим ртом и мягкими полными губами, бровями вразлет.