Ксерокопия Египта

Коридор уже практически кончился, вновь расширившись до размеров залы – и профессор, понадеявшись, что оторвался, рухнул на пол, чтобы отдышаться.

В голове крутились две мысли: «живые мумии – ну надо же! В следующий раз может и не стоит бежать» и «похоже, это все чертовы грибки. Зря снял маску…». Сейчас сознание профессора напоминало стрелку весов, которая неуверенно металась между двумя вариантами, зависнув где-то посередине и нервно дергаясь.

Грецион даже и не понимал, чего это он так рванул. Тут сработал инстинкт самосохранения, помноженный на кучу фантастического кино и литературы – ну, такого, где мумия либо сжирает вас, либо замуровывает в свой саркофаг, либо подвешивает к вентилятору и включает его… Культура вообще врезается в биологический код ужасной язвой – а если она связана со всякой ересью наподобие болтающих мумий, то это уже неизлечимый гастрит генетики.

Когда дыхание восстановилось, профессор встал и осмотрелся.

А потом глаза его полезли одновременно и на лоб, и на подбородок, превратив Психовского в игрушку-пучеглазика.

В глубине зала лежал саркофаг. Открытый саркофаг.

Профессор, затаив дыхание, приблизился к этому древнему гробу и тут же принялся внимательно осматривать сдвинутую крышку.

Никакого золота, словно на зло любым расхитителям гробниц, не было – зато вся поверхность крышки оказалось покрытой изображениями того же характера, что и остальная гробница. Это были божества, изображенные в лежащем положении – только на крышке к ансамблю символики добавились еще и бинты, которыми люди в белых одеждах опутывали божеств.

– Так, это похоже на начало анекдота, – обратился Психовский сам к себе. – В татуированной-татуированной гробнице стоял татуированный-татуированный саркофаг.

Бестактно выкинутые профессором жезлы мариновались в смеси из двух разных светов, поигрывая металлическими искрами, которые заставляли фигурки животных постоянно менять оттенок в приглушенном радужном сиянии.

Но весь этот театр цветов закончился, как только пухлая рука подняла жезл.

Хой поднял металлическую палочку вверх, покрутил ее, а потом потер запястье руки, на котором красовались следы от бинтов.

Хотеп стоял неподалеку, надевая золотые браслеты и кольца.

Два жреца словно сошли со страниц Чеховской прозы – этакие толстый и тонкий, практически точь-в-точь, только в белых ритуальных одеждах и все еще немного бледные. Загорать в бинтах и под песком, увы, невозможно. В общем, если бы был у древних египтян был свой мастер короткого рассказа с юморком, то эти двое точно стали бы прототипами литературных героев.

Ну, чтобы разобраться окончательно – высоким и худым был Хотеп, а Хой – толстым и низеньким. Оба с ехидным выражением лица, которое теперь было различимо. Бинты больше не мешали.

– Как же приятно, что мы так хорошо сохранились, – Хой замахал жезлом, как волшебной палочкой, и суставы тут же захрустели. – Только кожа уже не та… сухая, бледная и какая-то дрянная.

– Хорошо, что так. Хотя бы не иссохли, – отозвался Хотеп, лениво крутящий в руках свой жезл.

– Да, надо отдать Архимедону и Эфе должное. Хотя бы за это.

– Да. Хотя бы за это….

– Кстати говоря, – Хой оправил свою робу, – где нам теперь искать этого… эээ… ну, гостя?

– С учетом того, что это либо он, либо тот второй раскидали все здесь, – Хотеп решил размять спину и тут же пожалел об этом, – думаю, ему станет весьма интересно в нашей… кхм, усыпальнице. Он как раз побежал в ту сторону.

– Всегда поражался твоей логике. Как солнечные часы!

– Лучше, Хой – как песочные. К тому же, мы с тобой жрецы особой касты… – последние слова вылетели из уст Хотепа, как выпавший зуб, и упали в пространство чугунной наковальней.

– Ну, это лишь с недавних пор.

– О, боюсь, теперь уже с давних. Теперь уже.

Психовский никогда не увлекался фотографией – как-то его это хобби не манило. Но Грецион много путешествовал, а любой здоровый турист всегда привозит столько фотографий, что ими можно забить чемодан до отвала и потом доплачивать за перевес. Даже если с собой у этого туриста только телефон – и все.

Другой немаловажный факт – турист в своих поездках мало-мальски, но учится фотографии. И снимки, которые до этого были смазаны, с каждой новой страной становятся все лучше и лучше.

Профессор Психовский окончил ту же школу фотографии – и теперь лихорадочно заполнял галерею смартфона изображениями первого саркофага и второго, который Грецион нашел чуть погодя.

Иероглифы и изображения были все те же, что и везде. Пока что Грецион не особо понимал их значения, просто складывал в голове кусочки пазла, которые почему-то не состыковывались. Но вовсе не потому, что профессору продали бракованный пазл, в котором вместо двухсот деталей было всего сто, а потому, что часть деталек Психовский просто потерял, а часть не мог поставить на место.

Очередной кусочек этой древней мозаики отправился в галерею. Психовский занес свой телефон под новым углом и собирался сделать еще один снимок.

Но тут кто-то кашлянул, и Грецион обернулся.