Ксерокопия Египта

Хотеп и Хой стояли рядом. Взгляд их синхронно бегал с саркофагов на Психовского.

– Только не надо убегать, пожалуйста, – предупредил толстый.

Профессор и не собирался. Только вот ни слова не понял на непонятном языке – он уловил лишь шевеление губ, которое, как ему показалось, не предвещало ничего агрессивного.

– Простите, что? Я вас не совсем понимаю, – Грецион поступил так же, как поступит любой, столкнувшись с носителями иностранного языка, ему неизвестного. Профессор просто сказал все на своем родном – но только медленно и как можно точнее артикулируя. Почему-то, есть поверие, что такой прием срабатывает.

Хотеп и Хой переглянулись.

– У тебя тот же вопрос, что и у меня, да?

– Ну, не знаю. Давай попробуем на раз-два-три. Раз, два, три!

– Почему он нас не понимает, – одновременно засипели жрецы, – а мы его понимаем?

Толстый и тонкий еще раз внимательно оглядели Психовского с головы до пят, особенно дивясь яркой одежде – они смотрели на профессора так, как абориген смотрит на небоскребы.

Потом оба в унисон замахали руками – видимо, умение двигаться и говорить абсолютно синхронно, когда того потребует ситуация, входило в базовый курс обучения египетских жрецов.

Испробовав несколько жестов, они в конце концов толкнули воздух ладонью, как бы запечатлев дорожный знак «стоп».

– Ага, подождать, – кивнул Грецион. – Так бы сразу и сказали. То есть, показали – а то до этого ничего понятно не было.

Собираясь в путешествие к гробнице, профессор предполагал все – он был готов и к говорящим мумиям, и к ловушкам, и к галлюциногенам, и к песку, ну и далее по классическому списку.

Но вот что-то, а играть с двумя жрецами в «крокодила» он готов не был.

– Ты хоть как-нибудь можешь это объяснить? – глазки Хотепа не могли найти себе места и крутились, словно бы в стиральной машине. – Понятно, что он нас не понимает – сколько ж тысяч лет прошло? Но почему тогда мы его понимаем? Он же не может говорить на нашем языке. Тогда бы он нас понимал…

Тонкий жрец тараторил так, словно бы его внутренний мир сейчас трещал по швам, и последним, кто мог спасти эту идиллию, был Хой.

Но толстый тоже был в замешательстве.

– Ну, может это как-то связано с проклятьем?

– Вы что, говорите о проклятье? – вдруг встрепенулся Грецион, от скуки устроившийся на полу. – А о каком конкретно – можно чуть подробнее?

– Вы что, нас поняли? – в глазах Хотепа сверкнула надежда.

– А вот теперь опять ничего не могу разобрать, – вздохнул профессор.

– Да, похоже, все действительно связано с проклятьем, – тонкий жрец потер сухой подбородок, на котором раньше красовалась бородка, теперь – лишь ее жалкая пародия. Тайну абсолютно нетленных усов постиг только один весьма эксцентричный художник, попросивший похоронить себя практически за плинтусом – ну, под каменным полом своего музея.

– Вы опять заговорили о проклятье? Почему-то это слово я могу понять.

– Слушай, – Хой махнул Хотепу рукой, чтобы тот пригнулся, и шепнул на ухо, – может, просто отведем его? Нам хватит жестов. А потом займемся своими делами, а?

– Поддерживаю.

Жрецы, опять двигаясь в унисон – Психовскому вообще казалось, что парочка сбежала из подтанцовки какого-нибудь мюзикла, – замахали руками, показывая, что нужно встать.

Профессор послушался.

Хотеп и Хой неуклюже зашагали прочь, вороша песок своими длинными белыми мантиями и жестами говоря следовать за собой.

Психовский сделал пару шагов, но не смог удержаться и снова достал смартфон, чтобы сделать пару заключительных фото.

– Похоже, получилось, – Хой вытер широкий лоб рукой.

– Теперь дело за малым, – кивнул Хотеп.

– Эй! – толстый жрец решил обернуться и понял, что их гость слегка отстал. – Может хватит уже пялиться на наши саркофаги?!

– Я ничего не понял, – профессор спрятал телефон и поспешил за жрецами, которые шагали, важно вздернув вверх подбородки. – Но намек понял. Даже без перевода.

Эфа мылась в потоках холодной, играющей хитрыми бликами подземной воды, которую изрыгали пасти каменных змей. Это было практически ожившее и вплетенное в реальность купание Артемиды – только без назойливых охотников, которые очень любят совать свой нос туда, куда не надо.

Хотя, будь Эфа на месте богини, он была бы не против.

С такого эпизода можно писать картину – художник наверняка замазал бы тело девушки буйными струями воды, стекающими, аки водопад. Но на самом деле все было не так поэтично – увы, подземные источники не дают влаги, достаточной для бурного купания или приема ванн с чашечкой кофе.

Все вокруг шумело и переливалось под влиянием гибридного лампово-лунного света, который оставлял свои тонкие, словно бы акварельные штрихи на воде и золотых украшениях Эфы.

Купание это, хотя, скорее, обмывание, всем своим видом напоминало искрящийся бенгальский огонь, искры которого и образовывали потоки воды, стекающие по телу Эфы.