Кто играет в кости со Вселенной?

Я понимал, что Степан блефует, выкручивается, как уж на сковородке, чтобы остаться при кормушке. И уже я хотел отказать, но всплыла в мозгу подколка отца. А почему нет? Может, это не такая дурацкая идея – поручить Степану поиск «объекта». Так он у меня и задержался. По всем законам жанра наш разговор о его увольнении должен был снова всплыть, но получилось иначе – Степан забегал, засуетился. Через пару месяцев он присмотрел промышленную площадку завода «Красная заря», где в розницу распродавались корпуса. На тот момент мы арендовали на «Арсенале» около шестисот квадратных метров. С учетом планов расширения я прикидывал купить здание площадью от одного до полутора тысяч квадратных метров. Мы поехали на переговоры с главным инженером.

«Красная заря» так же, как и «Арсенал», работает на оборонку. Поэтому аналогичная пропускная система, дизайн кабинетов заводоуправления – один в один арсенальские. Идем по коридорам. Входим в приемную главного инженера. Секретарша тихо просит подождать. Уже по ее вялому голосу чувствуем, что завод загибается, – в былые, славные годы нас бы построили командным тоном.

У завода «Красная заря» интересная история, которой хочется кратко поделиться. В конце XIX века на Выборгской стороне шведский предприниматель Эрикссон открыл завод по производству телефонных аппаратов. Построил кирпичный корпус. С размахом: большой, с оригинальным архитектурным решением, в кирпичном стиле. В здании разместил и цеха, и заводоуправление. До революции аппараты Эрикссона уступали аппаратам Белла по доле рынка, но имели своих приверженцев. Среди которых – большевики. «Алло! Барышня! Смольный, пожалуйста!» И Владимир Ульянов (Ленин) снимает трубку именно телефона Эрикссона. После революции завод национализировали, переименовали в «Красную зарю», но специализацию оставили. Постепенно на заводе стали изготавливать не только аппараты, но и телефонные станции для военных и государственных учреждений. Здесь создали устройства, позволившие передать из космоса изображения поверхности Земли, Марса и Луны. В пятидесятых годах инженеры разрабатывали аппаратуру для передачи данных. К сожалению, до отечественного интернета немного не дотянули, но получилась аппаратура для связи с подводными лодками по всему миру. Последний заказ завод получил на восстановление станции в Белом доме в Москве после танкового обстрела в 1993 году. В девяностые годы интерес государства к телефонным станциям отечественного производства сократился в пять раз. И руководство завода не нашло в себе силы и желания удерживать завод на плаву. Совет директоров решил свернуть производство, распродать корпуса. Так за пару лет исчез гигант отечественной промышленности со столетней историей. Типичная судьба.

И вот мы со Степаном попадаем в самый разгар «распродажи», идем на прием к главному инженеру. Вильям Маркелович – колоритная фигура, в отличие от секретарши, не потерявшая величия руководителя флагмана советской индустрии. Громкий командный голос, каждое третье слово – матерное. Вместе с нами в кабинет просачивается тощий главный энергетик с насущным вопросом. При нас Вильям Маркелович «размазывает матюгами по стенке» подчиненного так, что остается только уволиться в тот же день. Но нет, тощий энергетик пятится, извиняется за оплошность, испаряется из кабинета. Вот она, раболепная привычка, накопленная за десятилетия работы в СССР.

После такой вводной сцены мы со Степаном в недоумении – как начать разговор о покупке недвижимости. Но Вильям Маркелович бодр, как будто и не было мерзкой сцены, быстро переводит беседу в рабочее русло: «Что хотите купить?» Мы сообщаем, какое здание нам нужно под типографию. Выясняется, что единственное подходящее по площадям здание – бывшая малярка: тысяча метров по первому этажу и двести метров антресоли, постройка 1930-х годов, давно не эксплуатируется, прогнившие стропила – крыша провалена, стены в трещинах, состояние аварийное.

– Вы готовы заниматься реконструкцией? – Вильям Маркелович окидывает нас скептическим взглядом. – Тогда этот объект вам подойдет. Цена у него ниже, чем у других корпусов.

– А поновее что-нибудь есть? – Степан вступает в любимое свое занятие – торги.

– А какая цена? – перебиваю я.

– Зачем тебе это? – обращается ко мне Степан, он считает провалившуюся крышу неприемлемым вариантом.

А я, наоборот, неожиданно загораюсь с пол-оборота. И вот уже по жилам ускоряется переток крови – тело сотрясает радостное возбуждение. Строительство! Что-то новенькое в жизни. Разобрать крышу, возвести стропила, положить металлочерепицу. Эх! Да и сразу в уме перебираю плюсы: не надо класть на бочку много денег – изначальная цена невелика, реконструкция потянет расходы, но это уже потом (сам решу, когда и сколько тратить). Получается рассрочка в платежах.

– Сколько вы готовы заплатить? – вопросом на вопрос отвечает Вильям Маркелович.

Такой поворот застает нас врасплох. Обычно начальную цену назначает продавец, потом возможен умеренный торг. А тут – как на востоке.

– Сорок тысяч долларов, – первым из оцепенения выходит Степан.