Кто ты, Билли Притти?

Мы киваем в унисон, а парень, который это сказал, затягивается сигаретой, щуря глаза.

– Как вас зовут?

– Марион.

– Билли.

Он просит меня повторить, но от комментариев воздерживается. Только снова затягивается сигаретой, глядя мне прямо в глаза. Я их не опускаю.

Он предлагает нам пиво, Марион без колебаний соглашается и только пожимает плечами, когда я вскидываю на нее взгляд.

– Мы пойдем к озеру вечером. Вы с нами?

Марион соглашается.

Здесь Жонатан, Артур, Кевин и, наконец, он. Кентен. Тот, кто говорит за всех. Они знакомы всего неделю, но это же каникулы, здесь все вечно.

На обратном пути, когда мы возвращаемся в трейлер ужинать, Марион говорит мне:

– Забавно, правда? Мы здесь, далеко от дома, как будто у нас больше нет истории. Мы впервые видим этих парней, и они абсолютно ничего о нас не знают. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да.

– Мы вроде как начали с нуля. Я больше не Марион, дочь агента по продажам, а ты больше не брошенная сиротка Билли.

* * *

Днем мы загораем на пляже, а по вечерам ходим к озеру. Я замечаю что-то странное в Марион, какую-то метаморфозу, перед которой чувствую себя бессильной. Она закатывает футболку выше пупка, спускает резинку шортов ниже талии, пьет пиво из протянутой бутылки и затягивается предложенной сигаретой. Даже ее манера говорить изменилась. Но я молчу. В конце концов, это меня все рассматривают, будто я странная, потому что меня называют брошенной.

Единственный, кто действительно заговаривает со мной, – Кентен. Каждый вечер в какой-то момент он отделяется от группы и садится рядом со мной. Он задает мне вопросы, на которые я немедля отвечаю и возвращаю ему их же, как отбивала бы мячик в игре. Я узнаю, что он на два года старше меня и приехал из Лилля, что его родители держат итальянский ресторан, хотя никогда в жизни не были в Италии. Он смеется и уточняет, что пиццы приносят самую большую выручку, «а еще блины, ну да ладно, мы ведь все-таки и не бретонцы»[5], и снова смеется. Я думаю о том, что он повторяет услышанное от своего отца за ужинами с обильными возлияниями, представляю себе в теле подростка Кентена этого пьяного взрослого, и мне становится противно.

На третий вечер, подсев ко мне, он говорит:

– Оригинальное у тебя имя. Откуда оно?

Впервые с дня приезда я беру банку пива, которую он предлагает мне.

– Ниоткуда.

Я встаю, и Кентен идет за мной. Рядом с водным клубом стоят шезлонги, и я, не раздумывая, ложусь на один из них. Кентен ложится на соседний и молчит. Я пью пиво, вкус мерзкий, но я все равно пью. Поднимаю взгляд на звезды и сразу вспоминаю о Максиме. Интересно, я всю жизнь буду думать о Максиме, глядя на звезды? Ведь небо – оно повсюду.

– Странная ты все-таки девчонка.

Я почти забыла, что он здесь. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Марион считает его красивым. Иногда, когда он говорит, я замечаю в его глазах что-то темное, может быть, именно это ей и нравится.

Я допиваю пиво и не успеваю ничего сказать, как он бросает: «Подожди, я принесу тебе еще». И встает.

Я чувствую, что это плохая идея, но не возражаю.

* * *

– Я пошла в трейлер.

– Уже?

Марион выпрямляется и хмурит брови. Ее глаза на секунду задерживаются на вороте моей футболки, ей, наверно, кажется, что он растянут, потом она украдкой бросает взгляд в пустоту позади меня. Я знаю, что она ищет его, ломает голову, не из-за него ли я скомкала вечер, но я не даю ей возможности задать вопрос.

– Встретимся там?

– Ладно…

Ухожу. Иду не самой короткой дорогой. И снова думаю о Максиме, потому что небо никуда не делось, уютно устроившись в своей ночи, а потом вспоминаю о Марселе. И почему-то мне кажется, что он расстроился бы, если бы узнал, что сейчас произошло. Еще я думаю о том, что расставаться с детством, глядя на проходящие поезда, – это одно, а лежа под тяжелым телом парня – совсем другое.

* * *

Я никогда не целовалась с мальчиками. Когда он склонился надо мной и провел рукой по волосам, по щеке, а потом по шее, я пыталась успокоиться, говоря себе, что его жесты ласковые. Но ласковость ничего не значит. Ласковость – почти всегда ловушка. Я попятилась, и он с полуулыбкой сказал: «Не бойся, я тебя не съем».

Тут я подумала про Марион, про ее недоверчивый вид, когда я сказала, что нет, никогда, правда-правда, никогда. «Даже в начальной школе не чмокалась?» – спросила она чуть насмешливо. Я покачала головой. Нет, ни разу.