Кто ты, Билли Притти?

Я зажмурилась. От него пахло пивом, табаком и просто разило дешевым одеколоном – смесью мяты и ванили. Только он коснулся меня губами – я сразу открыла глаза. Посмотрела на его лицо с опущенными веками и нашла его отвратительным под этим углом, на этом расстоянии, в этой навязанной близости. Но, прежде чем я успела подумать о чем-либо еще, он приоткрыл рот, и я почувствовала, как его шершавый язык оказывается у меня во рту, а руки лезут мне под футболку. Я стала считать про себя, решив, что надо продержаться хотя бы пять секунд, но отстранилась на четвертой. Он властным жестом поймал мою руку, я посмотрела ему в лицо с удивлением и досадой одновременно. В его глазах горело то темное, демоническое пламя, какое я видела раньше. Тогда я по-настоящему не испугалась, а теперь от страха дрожь пробежала по всему моему телу. Я резко вырвала руку, но не успела больше ничего сделать, как он снова прижался ко мне. Со своим мерзким запахом одеколона из супермаркета и неудержимым желанием, все сильнее обжигающим мне живот. Одним движением он ухитрился повалить меня на землю.

– Вот увидишь, будет классно. Ты, наверно, никогда этого не делала, вот и боишься. Но тебе повезло оказаться с таким парнем, как я, а не с ублюдком, который сделал бы тебе больно. Я осторожно, не бойся.

Он потянул вниз мои шорты, и я ничего не сказала. Одна фраза крутилась в моей голове, как будто я наблюдала сцену со стороны: «Вот это и происходит». Кентену не пришлось ни зажимать мне рот, ни держать меня за руки – я не шевелилась. Потом я всю жизнь буду находить ему одно и то же оправдание: я сама позволила ему это сделать.

Мой взгляд скользнул в сторону и затерялся в черноте ночи. Я отыскала свою звезду, ту, что рядом с Полярной, и улыбнулась. Она была по-прежнему здесь. Моя счастливая звезда. Даже в худшие моменты моей жизни.

– Что такое?

Кентен остановился. Его встревожила моя улыбка. Доказательство того, что он прекрасно знал, что делал.

В этот момент я почувствовала, что он ослабил хватку. Я собрала весь гнев, копившийся во мне годами, и оттолкнула его с невероятной силой. Он пытался вцепиться в мою футболку, но повалился с глухим стуком на шезлонг. Я вскочила и убежала к остальным.

* * *

Марион залезает ко мне в палатку, которую ее родители поставили для нас рядом с трейлером. От нее пахнет спиртным, ее шатает, она сражается со спальным мешком, смеется без причины. И шепчет, очень громко шепчет:

– Ты спишь?

– Нет.

– По-моему, ты ему нравишься.

У нее заплетается язык, и она повторяет, с трудом выговаривая слова:

– Кентен, по-моему-ты-ему-нравишься.

Она хихикает, и как я догадываюсь, радуется за меня.

– Когда он увидел, что ты ушла, чуть с ума не сошел. Билли? Ты меня слышишь? Ты спишь? Что ты будешь делать с Кентеном?

В результате Марион все-таки поцеловалась с Жонатаном, и он даже потрогал ее грудь «под футболкой». Она произнесла это, кусая губы, будто у нее вырвалось случайно, хотя на самом деле только и ждала, чтобы наконец рассказать. Судя по всему, она нашла мою реакцию недостаточно восторженной и сделала вывод, что я завидую. «Нечего было выбирать самого красивого», – ввернула она. С самыми красивыми разочарование всегда неизбежно.

Я ничего не ответила, притворившись, будто сплю. С Кентеном я ничего не буду делать. Разве что добавлю это воспоминание к тем, которые изо всех сил стараюсь забыть.

Глава 8 2007

Мне 16 лет. Как и каждое лето в те годы, город пустой. Марион уехала с родителями на каникулы, но на этот раз в горы. Ее дядя предоставил им квартирку у подножия лыжного курорта, «крошечную» студию, уточнила она. Возможно, оправдываясь, что не пригласила меня. Возможно.

Во второй половине дня, когда жару становится все труднее терпеть, Марсель, развалившись на диване, засыпает перед телевизором, который все-таки решился купить. Он говорит, что скидка была вне всякой конкуренции. Даже над его убеждениями одержала верх.

Я не выношу ни его храпа, ни воплей ящика, ни тем более давящей жары, поэтому ухожу. Иду читать «Графа Монте-Кристо», лежа на траве в парке, смотреть на листья деревьев, которые почти не шевелятся. Иногда я засыпаю, скорее от скуки, чем от усталости, и, просыпаясь как будто в тумане, на время забываю, что до конца каникул еще далеко.

Однажды, захлопнув за собой дверь квартиры, я сталкиваюсь нос к носу с соседкой. Сколько я себя помню, никогда не видела, чтобы Марсель обменивался с ней хоть словом. Чаще всего они даже избегают друг друга. Не успеваю я спросить, что ей нужно, как она сообщает, что Максим хочет мне позвонить и мне надо только прийти к ней в половине седьмого, если я не против. Я киваю и быстро сбегаю по лестнице. Но внизу, уже собираясь выйти из подъезда, слышу, как распахивается дверь и на лестнице звучит соседкин голос:

– Марсель! Открой! Нам надо поговорить!

Шаги, скрип половиц, хлопает дверь, а потом – тишина.

* * *