Кто ты, Билли Притти?

В половине седьмого я перед ее дверью, и она приглашает меня войти. Внутри все кремового цвета: стены, пол, потолок. На стенах в прихожей висят вышивки крестиком, керамические фигурки расставлены на связанных крючком салфетках. О мою ногу трется кот, еще один спит на полке над батареей. В гостиной на столе, покрытом клеенкой в коричневую полоску, стоит компьютер, лежит гора папок и два мобильных телефона. Я не могу понять, кто эта женщина в тапочках, в пропахшей старостью квартире, и что она делает целыми днями с двумя мобильниками. Она показывает мне на плетеный стул рядом с низким столиком, на котором стоит третий телефон, и уходит, закрыв за собой дверь. Звонок раздается почти сразу, и мое сердце подпрыгивает в груди.

– Алло?

– Привет, Билли! Как твои каникулы?

– Хорошо.

– Класс! Я вот думал, ты помнишь наше обещание? Видеться раз в год?

– Да, помню.

– Так в этом году твоя очередь приезжать…

Я слышу, как он улыбается в трубку, но ничего не говорю, жду, что он скажет.

– Я на каникулах с друзьями. Под Лиможем. И подумал, что ты могла бы приехать к нам.

– Но как, по-твоему, я приеду?

– Не знаю… Может быть… Скажем так, ты всегда находила выход.

Он ждет моего ответа, но я молчу, и он продолжает.

– Это загородный дом Капуцины. Ее мама тоже здесь, но она ночует в отдельном домике. Не мешает нам. Мы ее почти не видим, она курит сигареты, пьет зеленый чай и, кажется, пишет книгу.

– Макс, я…

– Я дам тебе адрес, а там смотри сама, ладно? Я могу встретить тебя на вокзале. И потом, здесь есть бассейн.

Он вешает трубку, прежде чем я успеваю что-нибудь ответить. Я мысленно несколько раз повторяю адрес, чтобы не забыть. Знаю, что не поеду, но все равно повторяю. Я встаю, благодарю соседку, та смотрит на меня с невозмутимым выражением, которое никогда не покидает ее лица, и, когда я уже поднялась на три ступеньки, вдруг окликает меня.

– Постой. Вот, возьми, – говорит она, протягивая мне один из своих телефонов.

Я смотрю на нее и не двигаюсь.

– Он мне не понадобится на этой неделе, – говорит она. – Номер Максима в контактах. На остальные звонки просто не отвечай.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Она по-прежнему протягивает мне мобильник.

– Детство, подростковый период, мы прекрасно знаем, что жизнь на них не заканчивается, – добавляет она. – Но другого детства не будет. Нечего тебе оставаться в этом доме, ожидая, когда они пройдут.

* * *

Еще нет восьми вечера, а я уже голосую на обочине автострады, прижимая к груди картонку, на которой черным маркером написала «Лимож». Мне кажется, табличка меня защищает, хотя, разумеется, с ней связан и самый большой риск. Я даже не знаю, на той ли стороне дороги стою и правильно ли держу большой палец, но жду, потому что больше мне делать нечего.

Всего через несколько минут тормозит какая-то машина. Женщина опускает стекло и долго смотрит на меня.

– Лимож – это неблизко.

Я улыбаюсь, чтобы выглядеть милой и убедить ее посадить меня в машину.

– Давай, садись, подброшу тебя.

* * *

Аньес подбросила меня до самого Лиможа. Она говорила, говорила и говорила, столько говорила, что пропустила все съезды, где могла меня высадить. «Ничего страшного» – так сказала она и про съезды, и про вчерашнюю передержанную лазанью, и про того козла, который после десяти лет брака ушел к своей секретарше. Тут она добавила: «Это так банально – секретарша. Не могу поверить, что у жизни такая скудная фантазия. Ну, это я говорю, у жизни… а вообще-то, у Жака. Скажешь, что с таким имечком я могла бы догадаться. Мы все знаем, с чем рифмуется Жак, верно?» Она посмотрела на меня, сжимая обеими руками руль и чуть подавшись вперед. Машину она вела так, будто постоянно искала, где припарковаться. Даже на скорости сто десять километров в час.

– Ты едешь к парню, да?

– Это просто друг.

– Наверно, хороший друг.

Она улыбнулась и продолжала вести машину, наклоняясь к рулю, рассказывая все, что лежало у нее на сердце. Через два часа пути машина остановилась у большого, увитого плющом каменного дома в чистом поле.

– Вот, это здесь! Ничего себе, выглядит неплохо… Ну, хороших тебе каникул! Но все-таки будь осторожнее. Голосовать на дороге бывает небезопасно.

– Большое спасибо, Аньес.

Я хлопнула дверцей, и шины тут же заскрежетали на гравии, идеально выложенном вокруг дома. На первом повороте Аньес высунула руку из окна, помахала мне и скрылась из виду.

* * *

Я подхожу к большой зеленой деревянной двери и уже жалею, что я здесь. Но теперь, конечно, слишком поздно. Нет никаких шансов, что еще одна Аньес проедет по этой пустой дороге вдали от автострады и отвезет меня домой. Я держу палец на кнопке звонка уже несколько секунд и чувствую, как колотится в груди сердце. Глубоко вдыхаю и продолжаю жать. Тут я слышу «Иду» и шаги, как будто кто-то спускается по деревянной лестнице. Дверь открывается, и я вижу девушку моего возраста, светловолосую, с голубыми глазами и золотистой от летнего загара кожей. На белой футболке проступают пятна от мокрого купальника, пуговица на шортах не застегнута.

– Привет. Я приехала к Максиму.