Кто ты, Билли Притти?

Парень мне не нравится, но я не ухожу. Он говорит, и я слушаю вполуха. Я где-то далеко. Я думаю, что время бессильно против чувств, родившихся в детстве, и заказываю второй стакан на полуфразе, которую не собираюсь заканчивать. Парень смеется, он находит меня своеобразной и непосредственной. Даже диковатой. И так говорит каждый, воображая, что ему единственному вдруг открылась эта тайна. Все реагируют одинаково, когда я называю свое имя, у всех одни и те же отсылки, и все кончается одними и теми же шутками. Они думают, что оригинальны. Интересно, может, я сама выбираю таких одинаковых и неинтересных?

– Пойдем куда-нибудь еще?

Я предлагаю бар. Такой, где музыка, как я знаю, достаточно громкая, чтобы не пришлось разговаривать. Он улыбается и соглашается. Взмахом руки предупреждает своих друзей, которые остались за столиком, и идет за мной. Он и не подозревает, что я решила провести с ним ночь, единственно чтобы иметь возможность называть его по имени.

С этого момента он постоянно достает свою голубую с золотым отливом карточку и платит за все, что мы пьем. Я не знаю, чем он занимается, я не слушала. Около трех часов ночи бар перестает быть баром. Свет погашен, и все танцуют в каком-то общем движении. Бесконечно переминаются с ноги на ногу, пристукивая одной о другую.

Я, пошатываясь, отлучаюсь в туалет. Не одной мне пришла эта идея: передо мной в очереди человек десять. Я достаю из кармана телефон и прокручиваю имена в списке контактов. На букве М замедляюсь. У меня по-прежнему есть его номер, интересно, действителен ли он еще? Достаточно нажать на «Вызов», чтобы это узнать. Мой палец несколько раз касается экрана, медлит, возвращается к букве А, спускается до Z. Надо же. Я и не знала, что у меня есть знакомый Закари. Я продолжаю играть в эту русскую рулетку, не зная толком, что собираюсь сделать. Знаю только, что меня одолевает головокружение, которое появляется к определенному часу ночи. К тому часу, когда хмель отступает вместе с эйфорией и остается только хандра.

* * *

Я отправляю сообщение Астрид. Спрашиваю, где она и одна ли. Ответ приходит в ту же секунду. «Не одна, но компания так себе». Она предлагает встретиться через четверть часа и пойти домой вместе.

Я жду ее на углу улицы, и вот она идет своей походкой, которую не узнать невозможно. Астрид очень высокая и всегда носит десятисантиметровые каблуки. До нее мне не встречались те, кто любит свои недостатки. А она даже подчеркивает их. «Наши достоинства никому не интересны. Сегодня все стараются не иметь недостатков. Надо быть идеальным, гладеньким. Безукоризненным. Знаешь, как тот парень, который на собеседовании говорит, что он перфекционист. Нет, серьезно. Ничего лучше не нашел? Если этот тип действительно перфекционист, он никогда не будет настаивать на своем перфекционизме. Ты понимаешь, о чем я? Перфекционисты должны скорее говорить, что они нерадивы. Или что у них недостаточно сильная личность. Да и все равно, на кой тебе достоинства? Кому они нужны? Они у всех одни и те же».

Астрид говорит, она почти всегда говорит без умолку. А потом, посреди своего длинного монолога, вдруг смотрит на меня:

– Что не так сегодня вечером?

– Я выбрала слишком расплывчатый критерий.

– То есть?

– Имя.

Она смеется.

– Да, действительно. Имя… оно мало о чем говорит. Он даже не сам его выбрал.

Она задумывается на несколько секунд.

– Как его зовут?

– Максим.

– А-а, да… понятно.

Она вставляет ключ в дверь своей комнаты и, когда я уже собираюсь открыть свою, поворачивается ко мне с широкой улыбкой:

– Еще рано, правда? Выпьем по последней у меня?

* * *

Она откупоривает бутылку, поправляет плед на раскладном диване, убирает валявшуюся на полу одежду и зажигает свечу. Берет смятую пачку сигарет, которую прячет за книгами, и наливает нам по бокалу. «Через тридцать лет, когда мы будем вспоминать лучшие годы нашей жизни, вот увидишь, мы обязательно вспомним, как курили сигареты в этой крошечной комнате», – и в тот момент я даже не представляю, насколько она права.

– Давай, расскажи мне про этого Максима. Я хочу все знать с самого начала.

Тогда я опускаюсь на диван, запрокинув голову, и рассказываю.

– Эта история могла бы называться «Они любили друг друга. Но не одновременно».

– И хорошо. Иначе будет свадьба, а это скучно, – улыбается она.

Я рассказываю о летних каникулах, о неожиданных случаях и несостоявшихся встречах, о том, как я не думала о нем годы, а потом годы только о нем и думала. Я говорю: «Это вроде как любовь из детства. Боюсь, от нее так просто не избавиться». Она затягивается, щуря глаза, отпивает вина из своего бокала с серьезным видом, отчего мне хочется посмеяться над ней. Но прежде, чем я успеваю что-то сказать, она заявляет: «Любовь из детства, я уверена, что ничего более драгоценного нет на свете».