Кто ты, Билли Притти?

Маленький зал с красно-черной обивкой похож на студию звукозаписи, как я ее себе представляю. Я вспоминаю все послеполуденные часы в своей детской комнате, как я прижимала руку к уху, сама не зная, почему делаю этот жест, но ведь, говорят, так делают певицы, когда выходят на сцену.

– Тебе нравится?

– Да, – отвечаю я не слишком уверенно.

Он целует меня и, подойдя к маленькому экрану, принимается постукивать по нему пальцами. «Французскую песню?» Я киваю. Лучше не петь слов, которых я не понимаю. «Вот», – говорит он с удовлетворенным видом, протягивает мне микрофон и, обняв за плечи, ставит перед экраном. Я едва успеваю прочесть «Барбара», как звучит музыка. Гитарные переборы, а потом вдруг текст, он трогается, как поезд, в который я забыла сесть.

Столько минуло дней, столько ночей,
Столько времени прошло, с тех пор как ты уехал

.

Я запинаюсь, пытаюсь попасть в ритм, даже просто понять его. Я больше не слышу музыку, только свой голос, который поет ужасно фальшиво. Да я и не уверена, что пою: я читаю. Читаю каждую фразу, каждое слово, каждую букву. Препарирую текст, от которого перехватывает горло и щемит сердце. А потом идет припев, который я повторяю один раз, потом второй и, наконец, третий. Этот припев ввинчивается мне в голову и, кажется, уже течет по жилам.

Скажи, когда вернешься ты…
Скажи, а знаешь ли ты,
Что время уйдет —
Его не возвратить,
Время потерять —
Больше не наверстать

[18].

И хоть я чувствую, как мою спину прожигает взгляд Бенжамена, думаю я о Максиме. Я закрываю глаза и вижу его, сидящего на ступеньках, лежащего в траве, стоящего передо мной. Мысленно рисую черты маленького мальчика, подростка, молодого человека, и вижу, как уходит, теряется время. То, которое больше не наверстать.

Когда музыка заканчивается, Бенжамен несколько секунд внимательно смотрит на меня. Слегка хмурится и спрашивает: «Ты плачешь?»

* * *

Когда мы выходим из караоке, на улице уже темно. Он ведет меня в одно из тех парижских бистро, где официанты носят белые рубашки, черные пиджаки и галстуки-бабочки в тон. Одно из тех, где у Бенжамена всегда для меня наготове какая-нибудь история. На эту банкетку садился знаменитый писатель и заказывал крок-месье, чтобы написать очередной шедевр. В этом кафе встречались Симона Вейль и Жизель Алими[19], чтобы тайком покурить. А в этом можно было впервые выпить кофе сидя и спокойно почитать прессу. Сегодня он вещает про виды потолка, типичные для разных эпох, но я не слушаю. Когда мы выходим из ресторана, он обнимает меня одной рукой за плечи и говорит: «Хороший был вечер». Думаю, он больше пытается убедить в этом себя.

И жизнь продолжается. Потому что с этим ничего не поделаешь. Потому что нечего делать другого, кроме как продолжать ее с того места, где она на самом деле не остановилась.

Глава 15 2019

Вот уже полгода я работаю в редакции журнала, который существует только в интернете. В моем служебном удостоверении написано «журналистка», и я пытаюсь убедить себя, что действительно ею являюсь. Журналисткой. Но иногда, если мне задают вопрос, я предпочитаю перифраз: я пишу статьи. Бенжамен настаивает. Он хочет, чтобы я произносила это слово. В конце концов, не важно. Мне платят за то, что я пишу, и это, безусловно, самое невероятное, что только могло со мной случиться.

Однажды в ходе разговора Бенжамен ввернул, что глупо все-таки платить за две квартиры. Не самое романтичное предложение, зато самое прагматичное. И это тоже мне в нем нравится. Как и его ум, его безграничные знания, его образованность, его спокойствие, его всегда верные решения. И на следующий день я сообщила Астрид о своем переезде. Она улыбнулась, сказала, что рада за меня. Но когда я уже уходила из квартиры, не преминула напомнить мне, что, если я вдруг передумаю, она меня ждет.

В день переезда до меня доходит, что у меня почти ничего нет. Моя жизнь уместилась в паре картонных коробок, и я думаю о Марселе и его жизни, умещавшейся на листе А4. Закрываю за собой дверь в последний раз – и у меня щемит сердце. Что я буду вспоминать из своей молодости, когда состарюсь? Возможно, скрипучий раскладной диван и вечера, которые я проводила, прижавшись спиной к батарее. В чем я уверена, так это в том, что всегда буду вспоминать лицо Астрид.

Вечером, когда я переехала к нему, Бенжамен открыл бутылку, и мы выпили, представляя себе, какая жизнь нас ждет. Жизнь пары, целующейся утром на углу улицы, прежде чем разойтись в разные стороны. Мы чокаемся за этот прыжок во взрослую жизнь и за все ритуалы, которые отныне станут нашими, после того как мы столько о них шутили. Мы смеемся и даем друг другу обещание, которого, разумеется, не сдержим, что не станем закреплять за каждым определенную сторону кровати.