Куда пропал амулет?

– Не помню. Кажется, оно принадлежало матери фараона, а все её украшения такие громоздкие. Совершенно не в стиле Великой царицы. Она надевала Око раз или два, когда фараон подарил его ей, но, думаю, только чтобы угодить ему.

Значит, Великая царица не хотела злить фараона? Разумно. Никто во всём Египте не захотел бы его злить.

– Меня не удивляет, что она велела госпоже Шепенупет убрать его, – продолжала Аат. – Великая царица никогда не входила в число любимиц матери фараона, так зачем ей носить её старые украшения? Даже если они красивые – хотя это не так, – Великая царица с бо`льшим удовольствием носит собственные драгоценности. Ты же видел её ожерелье из золота и аметистов, не так ли? Изумительная работа. – Аат облизнула губы. – По правде говоря, думаю, Великая царица рада, что старый амулет пропал. А вот фараон злится.

– На неё? – спросил я.

– Нет, конечно! – Аат закатила глаза, словно я сморозил глупость. – Фараон без ума от Великой царицы. Это всем известно. Он злится на вора.

Я задумался. Все знают, что фараон обожает свою супругу, как и она его, и они терпеть не могут ссоры. Однако оба любят поступать по-своему. Непростые отношения.

– Такая обуза – украшение, которое не подходит тебе, – добавила Аат. – Тут все средства хороши.

– Спроси её, кто побывал здесь утром, – шепнул Хепри, высунувшись из моей шерсти.

Склонив голову, Аат уставилась на него:

– Эта штука разговаривает с тобой, Комок шерсти?

– Снова чихнул, – сказал я. Если Хепри считает, что я задам такой глупый вопрос, придётся его разочаровать. Какая разница, кто побывал в покоях Великой царицы этим утром? В конце концов, амулет украли не здесь. Его забрали у Тедимут, когда она потерялась во дворце.

Хепри нетерпеливо заёрзал у меня на животе.

– Спроси её.

– Снова чихнул, – сказал я Аат, едва сдерживая смех. Ножки Хепри щекотали меня.

Аат бросила на нас холодный взгляд:

– Не нравятся мне все эти чихи, Комок шерсти. Вдруг он заразный.

– Это бывает только у жуков, – заверил я её. – Не у леопардов.

Хепри заёрзал как полоумный. Чтобы заставить его сидеть смирно, я сдался и спросил:

– Аат, кто был в покоях Великой царицы этим утром? Может, кого-то не хватало? Или появился кто-то, кого здесь быть не должно?

– Всё было как обычно, – сказала Аат. – Пока госпожа Шепенупет не стала орать и все не помчались искать девчонку.

– Все? – повторил я.

– Все, кто достоин внимания.

– Всё-таки кто был в комнате? – Я терял терпение, но старался не подавать виду. – До того как они отправились на поиски девочки.

– Ох, все были на своих привычных местах, – сказала Аат. – Госпожа Шепенупет без умолку отчитывала молодых прислужниц, конечно. Она ничего им не спускает, и она абсолютно права. Кто-то должен держать их в узде, и вряд ли эту задачу возьмёт на себя госпожа Нефрубити. Она должна заниматься сандалиями и поясами Великой царицы, а вместо этого она только и делает, что болтает о своей семье. Как она хвастается своими племянницами и племянниками! Можно подумать, они сами из царского рода, хотя это совершенно не так.

– Да, – согласился я. Я слышал, что её семью постигли неудачи, но они стараются держаться на плаву, несмотря ни на что. – Значит, тут были госпожа Шепенупет и госпожа Нефрубити. Кто ещё?

– Госпожа Тавареттенру и госпожа Веджебтен трещали как трещотки и готовили тунику и пояс Великой царицы – как всегда. Вдруг госпожа Шепенупет заорала, и она и другие придворные дамы выбежали вон, выкрикивая имя девчонки. Великая царица и я остались одни всего с пятью прислужницами – самыми молодыми. И ни одна из них не подумала обо мне – как мне не терпелось, чтобы меня расчесали. Все бросились к Великой царице, – Аат фыркнула. – Мне пришлось ждать до полудня, прежде чем мне уделили должное внимание.

– Какая трагедия, – сказал Хепри чуть громче, чем надо.

– Это был не чих, – свирепый взгляд Аат впился в Хепри. – Эта штука разговаривает, Комок шерсти. И, кажется, смеётся надо мной.

– Тебе послышалось, – сказал я быстро. – Это был комплимент. Он… восхищался твоим ожерельем.

– Правда? – Аат взглянула на Хепри с сомнением, но тот замер, словно неживой, и тогда она выгнула шею так, чтобы золотой ошейник блеснул и драгоценные камни на нём заиграли в лучах солнца. – Что ж, неудивительно. Все им восхищаются. Это самое роскошное ожерелье во дворце. – Она глянула на мою тонкую золотую цепочку. – Намного симпатичнее твоего, Комок шерсти. И намного дороже. Фараон, видимо, считает, что большего ты не заслуживаешь, не так ли?

– Не говори глупостей, – сказал я. – Да фараон осыплет меня драгоценностями, стоит мне попросить. Но он знает, что я предпочитаю лёгкое ожерелье – к которому не прилагается цепь.

Верно: мне претит сама мысль о том, чтобы попасться в столь драгоценную ловушку. Однако упоминать о цепи было неразумно. Аат зарычала и бросилась на меня. Я отскочил в сторону, но она не отставала, преследуя меня до самой двери.

– Убирайся, Комок шерсти! – прорычала она. – Возвращайся к своему бассейну. Это моя комната, а ты зря тратишь моё время.