Он записал номер. Роджер молча смотрел, как Вик берет пиджак и идет к двери.
– Вик, – позвал он.
Вик обернулся, и Роджер его обнял – неуклюже, но на удивление крепко. Вик обнял его в ответ и на секунду прижался щекой к плечу друга.
– Я буду молиться, чтобы все было хорошо, – хрипло проговорил Роджер.
– Хорошо, – сказал Вик и вышел.
Лифт тихонько гудел, спускаясь на первый этаж.
Он попросил портье – еще одного статиста – вызвать такси, и минут через пять машина подъехала к входу в отель.
Чернокожий таксист был сосредоточен и молчалив. В машине играло радио, настроенное на соул-волну. Почти всю дорогу до аэропорта звучала бесконечная «Сила» группы «The Temptations». На улицах не было ни души.
Для Вика этот прогноз погоды не значил вообще ничего, но если бы его слышала Донна, она пришла бы в еще больший ужас. Хотя казалось бы – куда больше?
Черити снова проснулась ни свет ни заря. Она лежала, прислушиваясь, и поначалу даже не понимала, с чего бы вдруг стала прислушиваться. Потом вспомнила. Скрип половиц. Легкие шаги. Может, Бретт снова ходит во сне, как вчера.
Но в доме было тихо.
Она встала с постели, подошла к двери и выглянула в коридор. Никого. Секунду помедлив, вышла из спальни и заглянула в комнату сына. Бретт лежал на кровати, укрывшись простыней с головой, так что наружу торчал только вихор на макушке. Если он и ходил во сне, это было еще до того, как проснулась Черити. Сейчас он крепко спал.
Черити вернулась к себе, села на кровать и уставилась в окно на бледную полосу на горизонте. Она понимала, что решение принято. Втайне от нее самой, ночью, во сне. И теперь, при первых лучах нового дня, она может взвесить и оценить свои намерения.
Ей пришло в голову, что она так и не излила душу сестре, о чем мечтала всю дорогу сюда. Может, она бы и завела разговор о своих бедах, если бы не вчерашняя демонстрация кредитных карт. К тому же вчера вечером Холли принялась рассказывать Черити, сколько стоит все это роскошество: четырехдверный «бьюик», цветной телевизор «Сони», паркет в коридоре. Как будто в сознании Холли на каждой из этих вещей так и остались невидимые ценники – и останутся навсегда.
Черити по-прежнему любила сестру. Холли была доброй и великодушной, ласковой, чуткой, отзывчивой. Но при ее нынешнем образе жизни ей, конечно, не хочется вспоминать жестокую правду об их непростом детстве в бедной семье в глухой мэнской деревне, ту самую правду, которая отчасти заставила Черити выйти замуж за Джо Камбера, в то время как Холли крупно повезло – точно так же, как Черити повезло с лотерейным билетом, – она встретила Джима и сумела сбежать от жизни, что была уготована им судьбой.
Она боялась рассказывать Холли, что
Черити не стала рассказывать Холли о своих бедах, потому что Холли укрепилась в своей новой жизни домохозяйки из верхов среднего класса, как недремлющий солдат в окопе. Потому что злость и ужас сестры не решат ее проблем. Потому что никому не хочется предстать перед близкими этакой безропотной мямлей, живущей с мужчиной, который ее унижает, а временами и вовсе пугает. Черити поняла для себя, что есть вещи, о которых не стоит рассказывать никому. И дело даже не в том, что ей стыдно. Просто иногда лучше – милосерднее – сохранять видимость, что все хорошо.