Куджо

Она не стала ничего рассказывать прежде всего потому, что это были ее проблемы. Что будет с Бреттом – ее проблема. И за последние два дня она все больше склонялась к мысли, что Бретт сам разберется, что ему делать с собственной жизнью. Независимо от стараний родителей.

Никакого развода не будет. Она просто продолжит свою неустанную партизанскую войну с Джо за душу их сына… пусть даже эта война ничего не дает. В своих тревогах за Бретта, который, как ей казалось, стремится во всем подражать отцу, она совершенно забыла – или, может быть, упустила из виду, – что дети растут, учатся рассуждать самостоятельно, занимают судейское место, и родителям приходится сесть на скамью подсудимых. Бретт заметил, как Холли хвалилась своими кредитными картами. Оставалось надеяться, что когда-нибудь он заметит, что его отец садится за обеденный стол, не сняв шляпу… в числе прочего.

За окном занимался рассвет. Черити надела халат. Ей хотелось принять душ, но надо было дождаться, когда проснутся хозяева дома. Чужие люди. На самом деле чужие. Даже лицо Холли теперь казалось чужим и почти незнакомым, лишь отдаленно похожим на лицо с фотографий в семейных альбомах, которые Черити притащила с собой… даже сама Холли рассматривала эти снимки слегка озадаченно.

Они с Бреттом вернутся в Касл-Рок, в дом в конце городского шоссе номер 3, обратно к Джо. Она подхватит нити своей жизни, и пусть все остается по-прежнему. Так будет лучше.

Она напомнила себе позвонить Элве где-нибудь без пяти семь утра, когда он будет завтракать.

* * *

В шесть утра, когда уже совсем рассвело, у Тэда начались судороги.

Он проснулся в пятнадцать минут шестого и разбудил Донну, жалуясь на голод и жажду. Впервые за долгое время Донна вспомнила, что она тоже голодна. Пить ей хотелось почти постоянно, но она ни разу не думала о еде со вчерашнего утра. А теперь вдруг поняла, что умирает от голода.

Она, как могла, успокоила Тэда пустыми, бессмысленными словами, не имеющими никакой связи с реальностью: что скоро кто-то придет к ним на помощь, что плохую собаку прогонят, что их непременно спасут.

Реальными были лишь мысли о еде.

Например, завтрак. Яичница из двух яиц на сливочном масле, и проследите, пожалуйста, официант, чтобы желток остался почти совсем жидким. Горячие гренки. Большой стакан свежевыжатого апельсинового сока, такого холодного, что стекло запотевает. Канадский бекон. Картофель по-домашнему. Хлопья из отрубей с жирными сливками и свежей черникой – чернушкой, как всегда называл ее папа, что тоже жутко бесило маму.

У нее громко заурчало в животе, и Тэд рассмеялся. Донна даже испуганно вздрогнула – таким неожиданным был этот смех. Неожиданным и приятным. Как будто находишь прекрасную розу, растущую посреди мусорной свалки. Она улыбнулась. От улыбки губам стало больно.

– Ты слышал, да?

– Ты тоже голодная.

– Если бы мне сейчас бросили макмаффин с яйцом, я бы съела его на лету.

Тэд тяжко вздохнул, и они оба опять рассмеялись. Куджо, сидевший неподалеку, навострил уши и зарычал на звук смеха. Он даже привстал, словно готовясь броситься на машину, но тут же устало уселся обратно и свесил голову.

Как ни странно, но Донна заметно приободрилась. Наступило новое утро, а по утрам у нее часто бывало приподнятое настроение. Конечно же, скоро все кончится. Конечно же, самое худшее позади. Пока что им не везло, но когда-то должно повезти.

Тэд стал похож на себя прежнего. Да, слишком бледный, осунувшийся, усталый, несмотря на ночной сон, но все равно это он, ее Тэдди. Почти такой же, каким был всегда. Она обняла его, и он обнял ее в ответ. Боль в животе немного утихла, хотя кожа вокруг царапин припухла и воспалилась. С ногой было хуже. Донна сумела ее разогнуть, но лучше бы не разгибала – нога разболелась сильнее, и раны опять начали кровоточить. Наверняка останутся шрамы.

Минут сорок они разговаривали. Чтобы как-то развлечь Тэда и убить время, Донна предложила сыграть в «Двадцать вопросов». Тэд с радостью согласился. Он обожал эту игру, но у родителей никогда не было времени поиграть с ним подольше. Они отыграли три раунда и пошли на четвертый, и вот тут-то все и началось.

Донна еще пять вопросов назад догадалась, что Тэд загадал Фреда Реддинга, мальчика из его группы в детском саду, но решила продлить игру.

– У него рыжие волосы? – спросила она.

– Нет, у него… у него…

Тэд вдруг захрипел, словно ему стало нечем дышать. Он отчаянно пытался вдохнуть, и, глядя на сына, Донна сама чуть не задохнулась от страха, вставшего комом в горле. Во рту появился кислый медный привкус.

– Тэд? Тэд?!

Тэд задыхался. Царапал горло ногтями, оставляя на коже красные полосы. Его глаза закатились, так что остались видны только белки и нижние краешки радужной оболочки.

– Тэд!

Она схватила его за плечи и хорошенько встряхнула. Его кадык ходил ходуном вверх-вниз, как заводная игрушка. Его руки упали, судорожно зашарили по сиденью и снова взметнулись к горлу. Он хрипел, словно раненый зверь.