Куджо

Баннерман потянулся к рации под приборной доской, но решил сначала проверить «пинто». С того места, где он поставил свою машину – прямо позади «пинто», – ему не было видно, есть ли кто-то внутри. Спинки передних сидений были высокими, а Донна с Тэдом обмякли во сне и сползли на сиденьях.

Баннерман вышел из патрульной машины и захлопнул дверцу. Прошел два шага вперед и увидел, что стекло водительской дверцы сплошь покрыто мелкими трещинами. Сердце Баннермана забилось сильнее, рука потянулась к кобуре с табельным револьвером.

* * *

С нарастающей ненавистью Куджо глядел на ЧЕЛОВЕКА из сине-белой машины. Это он виноват, что ему, Куджо, так больно. Это из-за него у Куджо разрывает суставы от боли, а в голове так противно звенит. Это из-за него прошлогодние листья, скопившиеся под крыльцом, теперь пахнут гнилью. Это из-за него Куджо боится воды, хочет ее убить и бежит от нее, подвывая, хотя его мучает страшная жажда.

Из глубин его мощной груди поднялся глухой рык, его лапы напряглись, готовясь к прыжку. Он чуял запах этого ЧЕЛОВЕКА, запах пота и возбуждения, запах плотного мяса на грузных костях. Рык нарастал, превращаясь в раскатистый яростный рев. Куджо выскочил из-под крыльца и бросился на жуткого ЧЕЛОВЕКА, причинившего ему столько боли.

* * *

В первый, решающий миг Баннерман даже не услышал глухого рычания Куджо. Он подошел к «пинто» достаточно близко и разглядел копну спутанных волос за водительским окном. Первое, что он подумал: женщину застрелили. Но где дырка от пули? Похоже, стекло растрескалось от ударов тупым предметом. Оно не пробито насквозь.

Потом голова шевельнулась. Очень слабо, но шевельнулась. Женщина была жива. Баннерман сделал еще шаг вперед… и в ту же секунду раздался рев Куджо, за которым последовал залп рычащего лая. Первым делом Баннерман вспомнил

(Рыжик?)

своего ирландского сеттера. Но Рыжика пришлось усыпить четыре года назад, вскоре после истории с Фрэнком Доддом. И Рыжик никогда так не рычал. Баннерман замер на месте, охваченный диким, первобытным ужасом. Эта секундная заминка тоже стала решающей.

Он все-таки обернулся, вытащил из кобуры револьвер и увидел мчащегося к нему пса – невероятно огромного пса, взлетевшего в мощном прыжке. Пес ударил его прямо в грудь и вдавил в заднюю дверцу «пинто». Баннерман сдавленно вскрикнул. Его правая рука отлетела назад и вверх и ударилась запястьем о хромированную трубку. Револьвер выпал, перелетел через крышу и упал в траву у подъездной дорожки с другой стороны.

Пес вгрызался в него зубами, и, глядя на первые пятна крови, растекавшиеся по голубой форменной рубашке, Баннерман понял, что произошло. Внезапно он понял все. Они приехали сюда, их машина заглохла и больше не завелась… а здесь был этот пес. Которого не было в стройной логической схеме Мейсена.

Баннерман попытался схватить пса под морду и оттолкнуть от своего живота. Живот пронзила внезапная жгучая боль. Нижняя часть рубашки превратилась в рваные лохмотья. Кровь ручьями текла на штаны. Баннерман рванулся вперед, но пес, обладавший какой-то пугающей силой, вновь отбросил его на «пинто», так что маленький автомобиль содрогнулся всем корпусом.

Он вдруг понял, что пытается вспомнить, занимались ли они любовью с женой прошлой ночью.

Совершенно безумная мысль. Совершенно безу…

Пес набросился снова. Баннерман попытался увернуться, но пес как будто предвидел его движение, пес ухмылялся, и внезапно живот пронзила такая адская боль, какой шериф не испытывал никогда в жизни. Боль буквально взорвала его изнутри. Он закричал, схватил пса под морду двумя руками и оторвал его от себя. На мгновение их взгляды встретились, и, глядя в темные, безумные глаза зверя, Баннерман подумал, обмирая от липкого обморочного ужаса: Привет, Фрэнк. Это ты? Что, в аду для тебя жарковато?

Куджо кусал его пальцы, рвал их в клочья, заставляя разжать руки. Баннерман забыл о Фрэнке Додде. Он забыл обо всем, кроме спасения собственной жизни. Он попытался поднять колено, чтобы заслониться от пса, но не смог. Когда он попробовал согнуть ногу, боль внизу живота вспыхнула слепящей агонией.

Что он со мной сделал? Господи, что у меня с животом? Викки, Викки…

Дверца «пинто» неожиданно распахнулась. Появилась женщина. Та самая женщина. Баннерман видел ее на семейном портрете, который Стив Кемп сорвал со стены в гостиной. На снимке она была очень красивой, ухоженной, яркой – на таких женщин мужчины оглядываются на улице и с завистью думают: а ведь какой-то счастливчик с ней спит.

Теперь на нее было страшно смотреть. Ей тоже крепко досталось от пса. Живот испачкан запекшейся кровью. Одна штанина на джинсах разодрана в клочья, повязка чуть выше колена промокла от крови. Но хуже всего было ее лицо: сморщенное, как печеное яблоко. Кожа на лбу шелушилась. Губы потрескались и загноились. Под запавшими глазами набухли темно-лиловые мешки.