Куджо

Вик вошел в дом, и в ноздри тут же ударил запах – густой, удушливо-сладкий запах тления. Последние два дня выдались жаркими. На полу в коридоре лежало что-то похожее на опрокинутый столик, но Вик сразу понял, что это не столик. Понял из-за запаха. Он подошел ближе, и… да, это был не опрокинутый столик. Это был человек. С разодранным горлом, как будто искромсанным очень тупым ножом.

Вик попятился, с трудом сдерживая тошноту. Телефон. Надо найти телефон. Сообщить куда следует.

Он пошел в кухню, но остановился на полдороге. В голове внезапно сложилась картинка. Это было сокрушительное откровение; словно две плоские половинки вдруг сошлись в целое трехмерное изображение.

Пес. Это все сотворил пес.

«Пинто» стоит у Камбера. И стоял там все время. «Пинто» и…

– О господи, Донна…

Вик развернулся и бросился к своей машине.

* * *

Донна чуть не упала; ноги совсем ее не держали. Но она кое-как устояла и схватила бейсбольную биту, не решаясь оглянуться на Куджо, пока крепко не сожмет ее в руках. Она боялась опять потерять равновесие. Если бы у нее были лишние две-три секунды, чтобы оглядеться, она бы увидела в высокой траве табельный револьвер Баннермана. Но у нее не было этих секунд.

Она обернулась, и Куджо уже мчался к ней.

Она замахнулась на него битой и с замиранием сердца ощутила, как неустойчиво рукоять «ходит» в руках – похоже, бита была расколота, и ее обмотали изолентой вовсе не для того, чтобы она не скользила. Сенбернар отшатнулся и зарычал. Грудь Донны часто-часто вздымалась и опадала под белыми чашечками бюстгальтера в кровавых пятнах; она вытерла о них руки, когда Тэд ее покусал.

Они с Куджо смотрели друг на друга в упор, оценивая друг друга в тишине жаркого летнего дня. Было слышно лишь быстрое, сбивчивое дыхание Донны, глухое рычание в груди у Куджо и веселое чириканье воробья где-то поблизости. Короткие тени лежали у них под ногами мутными бесформенными кляксами.

Куджо сдвинулся влево. Донна сдвинулась вправо. Они кружили, не сводя глаз друг с друга. Донна держала биту в том месте, где, как ей казалось, трещина в дереве была глубже всего. Держала, буквально стиснув в руках рукоять, обмотанную шершавой изолентой.

Куджо припал к земле.

– Ну, давай! – крикнула Донна, и Куджо прыгнул.

Она замахнулась, как Микки Мэнтл, готовящийся отбить быструю высокую подачу. Она метила в голову Куджо, но промахнулась и удар пришелся по ребрам. Раздался глухой стук и хруст ломающейся кости. Куджо издал звук, похожий на человеческий крик, и рухнул на гравий. Донна почувствовала, как бита надломилась под изолентой – но пока что не развалилась пополам.

С тонким, пронзительным криком Донна обрушила биту на задние лапы Куджо. Снова треснула кость. Она явственно слышала треск. Пес взвыл и попытался отползти прочь, но Донна продолжала охаживать его битой, не прекращая кричать. У нее в голове все плыло, как у пьяной. Мир плясал и кружился. Она была гарпией, ведьмой из «Макбета», всеми тремя ведьмами сразу, живым воплощением мести – не за себя, а за то, что сотворили с ее ребенком. Треснувшая рукоятка, обмотанная изолентой, билась в ее руках, словно бешено колотящееся сердце.

Теперь вся бита была в крови. Куджо еще пытался сбежать, но его движения замедлились. Он сумел увернуться от одного из ударов – бита чиркнула по гравию, – но уже следующий удар пришелся точно в середину спины. Куджо дернулся и на секунду застыл.

Донна подумала, что он больше не встанет, и даже отошла на пару шагов. Воздух, которым она дышала, вдруг превратился в горячую жидкость. Куджо яростно зарычал, вскочил и снова набросился на нее… но после удара, отбросившего пса на гравий, старая бита все же не выдержала и сломалась. Верхняя широкая часть отлетела к «пинто» и стукнулась о колпак ступицы с мелодичным звоном. В руках у Донны осталась только расщепленная рукоять длиной около восемнадцати дюймов.

Куджо снова поднялся… заставил себя подняться. Кровь текла у него по бокам. Его глаза сверкали, как мигающие огоньки на неисправной пинбольной машине.

Ей опять показалось, что он ухмыляется.

– Ну, давай! – закричала она.

В последний раз умирающее чудовище, когда-то бывшее добрым, хорошим псом Бретта Камбера – славным псом по имени Куджо, – набросилось на ЖЕНЩИНУ, виноватую во всех его бедах. Донна рванулась к нему, выставив перед собой обломок бейсбольной биты, и длинная острая щепка вонзилась в правый глаз Куджо, глубоко-глубоко, до самого мозга. Раздался тихий, какой-то несерьезный хлопок – так лопается виноградина, если резко раздавить ее между пальцами. Инерция от прыжка потащила его вперед, пес врезался в Донну, сбил ее с ног и сам упал сверху. Теперь его зубы щелкали в нескольких дюймах от ее шеи. Донна вскинула руку, пытаясь защитить горло. Пробитый глаз Куджо вытек. Из пасти несло гнилью. Донна старалась оттолкнуть от себя его морду, и он впился зубами ей в руку.

– Хватит! – закричала она. — Когда ты уже сдохнешь?! Давай, подыхай! Ну, пожалуйста!