Куджо

Он благодарно улыбнулся маме, и она улыбнулась в ответ, довольная, что все так хорошо разрешилось. Но теперь у них с Бреттом появился новый повод для беспокойства – в те бесконечно тянувшиеся минуты, когда Джо подгонял машину к крыльцу и в угрюмом молчании загружал в багажник их четыре дорожные сумки (в одну из них Черити тайком положила все свои шесть фотоальбомов). Теперь они оба переживали, что Куджо выйдет во двор прежде, чем они успеют уехать, и наведет Джо Камбера на всякие нехорошие мысли.

Но Куджо не появился.

Теперь Джо достал из багажника сумки, вручил Бретту две маленькие, а сам подхватил две большие.

– Женщина, у тебя столько вещей, словно ты едешь не в Коннектикут на неделю, а бежишь на край света. Ты, часом, не навострилась подать на развод?

Черити с Бреттом неловко заулыбались. Это была вроде как шутка, но с Джо Камбером никогда не понятно, шутит он или нет.

– Надо подумать, – сказала она.

– Все равно я тебя разыщу и притащу обратно своим новеньким мини-краном, – проговорил он без улыбки и поправил шляпу на голове. – Ты ведь присмотришь за мамой, сынок?

Бретт кивнул.

– Да уж, присмотри. – Он смерил мальчика пристальным взглядом. – Ты, я гляжу, совсем вырос. Наверняка уже и не захочешь поцеловать своего старого папку.

– Захочу, пап, – сказал Бретт.

Он крепко обнял отца и поцеловал в небритую щеку, вдохнув запах кислого пота и водочного перегара. Он сам удивился, с какой сокрушительной силой в нем разгорелась любовь к отцу, чувство, которое все еще периодически возникало, всегда неожиданно и внезапно (но в последние два-три года все реже и реже; мама об этом не знала и ни за что не поверила бы, если ей рассказать). Эта любовь никак не зависела от повседневного поведения Джо Камбера по отношению к сыну или жене; это было глубинное, почти животное чувство, от которого не избавиться. Оно остается с тобой на всю жизнь и пробуждается от самых разных обманчивых напоминаний: запаха сигарного дыма, отражения бритвенного станка в зеркале в ванной, брюк, висящих на спинке стула. Определенных бранных словечек.

Отец тоже обнял его, а затем повернулся к Черити. Приподнял пальцем ее подбородок, пристально посмотрел на нее. За приземистым кирпичным зданием автовокзала уже слышался рокот готовящегося к отбытию автобуса. Глухой, низкий гул дизельного мотора.

– Счастливо съездить, – сказал Джо.

У нее на глаза навернулись слезы, и она поспешила их вытереть. Быстро и почти сердито.

– Спасибо, – ответила она.

Внезапно его лицо сделалось напряженным, жестким и замкнутым. Как будто упало забрало рыцарского шлема. Он снова стал прежним грубым мужланом из сельской глубинки.

– Бери вещи, сынок. Пора загружаться. Господи, Черити… у тебя там что, кирпичи?

Он оставался с ними, пока все четыре их сумки не прошли регистрацию. Внимательно рассмотрел каждую бирку, не замечая насмешливо-снисходительных взглядов работника багажной службы. Не сводил взгляда с грузчика, пока тот укладывал сумки в автобус. Потом опять повернулся к Бретту.

– Давай-ка отойдем в сторонку.

Черити проводила их взглядом. Села на жесткую скамейку, достала из сумочки носовой платок и принялась нервно мять его в руках, то и дело поглядывая на мужа. С него бы сталось пожелать ей счастливой дороги, а потом попытаться уговорить сына вернуться домой вместе с ним.

Джо тем временем говорил Бретту:

– Дам тебе пару советов, сынок. Уж не знаю, послушаешь ты или нет. Обычно мальчишки не ценят отцовских советов, что не мешает отцам их раздавать. Вот мой первый совет: этот дятел, к которому вы сейчас едете, этот Джим – тот еще кусок дерьма. Я отпустил тебя в эту поездку в том числе и потому, что тебе уже десять, а в десять лет человеку пора отличать дерьмо от чайной розы. Вот увидишь его и поймешь. Он не делает ничего, только сидит у себя в кабинете, перекладывает бумажки. Половина всех бед в этом мире – от таких дятлов, как этот Джим, потому что руки у них отключены от мозгов. – На щеках Джо заиграл лихорадочный бледный румянец. – Кусок дерьма как он есть. В общем, сам убедишься.

– Да, пап, – сказал Бретт. Его голос был тихим, но очень серьезным.

Джо Камбер слегка улыбнулся.

– Второй совет: береги свой кошелек.

– У меня же нет де…

Камбер вручил ему смятую пятидолларовую бумажку.

– А теперь есть. Все сразу не трать. У дураков деньги не держатся.

– Хорошо. Спасибо.

– Ну, бывай, – сказал Камбер. Он не стал просить сына поцеловать его еще раз.

– До свидания, пап.

Бретт стоял на краю тротуара и смотрел, как папа садится в машину и едет прочь. Он в последний раз видел отца живым.

* * *

Тем же утром, в четверть девятого, Гэри Первье вышел из дома в одних трусах с пятнами засохшей мочи и отлил прямо в жимолость. Он не терял надежды, что когда-нибудь его моча станет настолько едкой от всей выпитой водки, что выжжет жимолость напрочь. Этот радостный день еще не наступил.