Куджо

Гэри попытался его пнуть. Куджо легко уклонился от удара и атаковал, щелкая зубами и яростно рыча. Из его пасти летела пена, Гэри чувствовал запах его дыхания. Жуткий гнилостный запах. Гэри сжал правую руку в кулак и со всей силы ударил Куджо под нижнюю челюсть. Это было скорее везение, чем точный расчет. Удар отдался пронзительной болью в плече, горевшем огнем от глубокого укуса.

Куджо вновь отступил.

Гэри смотрел на него в упор, его тощая безволосая грудь судорожно вздымалась и опадала. Лицо стало пепельно-серым. Из раны в плече текла кровь, заливая облезлые ступеньки.

– Ну давай, сукин сын, – сказал он. – Хочешь прикончить меня, так давай. Мне насрать. – Его голос сорвался на крик: – Слышишь меня?! Мне насрать!

Но Куджо отступил еще дальше.

* * *

Слова по-прежнему не значили ничего, но от ЧЕЛОВЕКА больше не пахло страхом. Куджо уже не был уверен, что ему хочется атаковать. Ему было больно, ужасно больно, и мир вокруг превратился в безумную смесь ощущений…

* * *

Гэри с трудом поднялся на ноги. Пятясь, кое-как преодолел две последние ступеньки. Протянул руку за спину, вслепую нашарил ручку сетчатой двери. Плечо болело, как будто на рану плеснули бензином. В голове стучало: Бешенство! Он заразил меня бешенством!

Ладно, потом разберемся. Всему свое время. Его ружье – в шкафу в коридоре. Слава богу, что Черити с Бреттом уехали. Все-таки есть Божья милость.

Он нащупал ручку и открыл дверь. Он не сводил взгляда с Куджо, пока не вошел в дом и не закрыл дверь на щеколду. Все, теперь можно расслабиться. Ноги сделались ватными. Мир покачнулся и начал меркнуть. Гэри пришлось прикусить язык, чтобы прийти в чувство. Сейчас не время валяться в обмороке. Когда пес будет мертв, вот тогда и валяйся, сколько захочешь. Если захочешь. Но, черт возьми, он и вправду чуть не отрубился.

Гэри направился к шкафу в глубине темного коридора, и как только он отвернулся от двери, Куджо ворвался в дом, пробив тонкий сетчатый экран. Пес скалил зубы, будто в ухмылке, и хрипло подлаивал.

Гэри опять закричал и успел обернуться и выставить руки перед собой, чтобы удержать летящего на него пса. Он попытался вытолкать Куджо из коридора, раскачиваясь из стороны в сторону и при этом стараясь устоять на ногах. Со стороны это было похоже на какой-то безумный вальс. Потом Гэри, который весил на пятьдесят фунтов меньше, упал. Он смутно осознавал, что Куджо ткнулся мордой ему под подбородок. Смутно осознавал, что нос у Куджо был сухим и противно горячим. Он попробовал поднять руки, чтобы вонзить пальцы Куджо в глаза, но пес уже впился зубами ему прямо в горло. Гэри закричал, и Куджо вновь сомкнул зубы. Гэри почувствовал, как в лицо брызнула горячая кровь, и подумал: Господи, это же моя кровь! Его руки бессмысленно стучали по шее огромного пса, не причиняя тому никакого вреда. Потом бессильно упали.

Уже теряя сознание, Гэри вдохнул удушающе-сладкий запах жимолости.

* * *

– Что ты там видишь?

Бретт обернулся к маме. Но только вполоборота – он не хотел даже на пару секунд отрывать взгляд от окна, за которым происходило столько всего интересного. Автобус был в пути уже почти час. Они въехали в Южный Портленд по мосту «Миллион долларов» (Бретт зачарованно разглядывал два обшарпанных, насквозь проржавевших сухогруза в заливе), потом свернули на платную автомагистраль и теперь приближались к границе Нью-Хэмпшира.

– Все, – сказал Бретт. – А что видишь ты, мам?

Она подумала: Твое отражение в стекле, очень бледное. Вот что я вижу.

Но ответила так:

– Наверное, мир. Мир, который проносится мимо.

– Знаешь, мам, мне бы хотелось доехать на этом автобусе аж до самой Калифорнии. Увидеть все, о чем пишут в учебниках географии.

Она рассмеялась и взъерошила ему волосы.

– Тебе станет скучно смотреть, Бретт.

– Нет, не станет.

Наверное, и вправду не станет, подумала Черити. Внезапно ей стало грустно, она почувствовала себя совсем старой. В субботу утром, когда она позвонила Холли – спросить, можно ли приехать в гости, – Холли обрадовалась, и от ее радости Черити словно помолодела. Странно, что теперь радость сына, его почти ощутимый восторг, заставляют ее чувствовать себя старой. И все же…