Она посмотрела на темную пасть гаража, потом – на заднюю дверь дома.
Солнце зашло окончательно, только на западном горизонте еще виднелась полоска бледного света. Узкая, как разделительная полоса на шоссе. Скоро исчезнет и она. В высокой траве справа от подъездной дорожки стрекотали сверчки, выдавая бездумно-веселые трели.
Куджо пока оставался в сарае.
Тут она вспомнила, что у них есть еда. Перегнулась назад между двумя передними сиденьями и взяла коробку для завтрака и бумажный пакет. Большой термос свалился на пол и закатился под заднее сиденье – наверное, когда «пинто» начал дергаться на дороге. Пришлось тянуться за ним, распластавшись в проеме между сиденьями. Тэд, задремавший в своем детском кресле, проснулся.
– Мама?
Его голос звенел от испуга, и Донна возненавидела пса еще больше.
– Просто беру еду, – успокоила она сына. – И мой термос. Видишь?
– Ага. – Он снова откинулся на спинку кресла и засунул в рот большой палец.
Она потрясла большой термос над ухом и не услышала звона разбитого стекла. Только плеск молока. Ну, хоть какая-то радость.
– Тэд? Хочешь есть?
– Я хочу спать, – сказал он, не открывая глаз.
– Надо бы залить в баки горючее, чемпион.
Он даже не улыбнулся.
– Не хочу есть. Хочу спать.
Она встревоженно посмотрела на сына и решила его не трогать. Сон был естественным оружием Тэда – возможно, его единственным оружием, – и дома он лег бы спать еще полчаса назад. Конечно, будь они дома, он выпил бы стакан молока, съел бы пару печений, почистил бы зубы… попросил бы почитать ему перед сном, может быть, что-то из его любимого Мерсера Майера… и…
Глаза защипало от слез, и она попыталась прогнать эти мысли. Открыла термос трясущимися руками и налила себе полчашки молока. Взяла инжирный батончик, откусила кусочек и поняла, что ужасно проголодалась. Она съела еще три батончика, запила их молоком, добавила к ужину несколько зеленых оливок и допила молоко до конца. Легонько рыгнула… и прищурилась, глядя в сторону сарая.
Теперь перед входом маячила плотная тень. Только это была никакая не тень. Это был пес. Куджо.
Нет, она в это не верила. Как не верила в то, что Куджо показался ей мельком в шкафу у сына. Не верила, нет… хотя… наверное, все-таки верила. Но не разумом, а сердцем.
Она посмотрела в зеркало заднего вида. Уже стемнело, дороги не видно, но Донна знала, что дорога там есть и что по ней никто не проедет. Когда они приезжали сюда в прошлый раз, все втроем на «ягуаре» Вика (
Если кто сюда и поедет, то только тот, кому надо как следует уединиться. Но Донна сильно сомневалась, что даже самые озабоченные городские подростки захотят предаваться разврату на заброшенной мусорной свалке. В любом случае за все время, пока они тут сидят, мимо никто не проехал.
Белая линия на западном горизонте совсем побледнела… и Донна боялась, что ей просто кажется, что еще остается какой-то свет; что она выдает желаемое за действительное. Луны в небе не было.
Невероятно, но ей самой тоже хотелось спать. Может быть, сон был естественным оружием и для нее тоже. Впрочем, а что еще делать? Пес все еще здесь (по крайней мере, так думала Донна; в темноте трудно понять, где реальная фигура, а где просто тень). Аккумулятору надо дать отдохнуть. Потом можно будет попробовать завестись. Так почему бы не поспать?
Она села прямее и озадаченно нахмурилась. Потом обернулась, пристально вглядываясь в темноту, но угол дома закрывал вид на почтовый ящик. Но она точно видела бандероль. Почему она вдруг о ней вспомнила? Это имеет какое-то значение?