Куджо

Он успокоился и вскоре снова уснул. На этот раз ему ничего не приснилось – а если приснилось, то не отложилось в сознании. Утром во вторник он проснулся под звон будильника и напрочь забыл сон о чудовище на поляне. Лишь смутно помнил, что ночью зачем-то вставал. В тот день он вообще не звонил домой.

* * *

Утром во вторник Черити Камбер проснулась ровно в пять и тоже сперва растерялась – желтые обои вместо деревянной обшивки, зеленые узорчатые занавески вместо белого ситца, узкая односпальная кровать вместо широкой двуспальной, уже начавшей проседать посередине.

Потом она вспомнила, где находится – Стратфорд, штат Коннектикут, – и ощутила прилив радостного предвкушения. Они с сестрой проведут целый день вместе, вспомнят прежние времена и расскажут друг другу, как жили в последние годы. И Холли обещала свозить ее в Бриджпорт – пройтись по магазинам.

Черити проснулась на полтора часа раньше обычного и, наверное, на два часа раньше, чем принято просыпаться в доме сестры. Но первые две ночи на новом месте всегда плохо спится – так говорила их мама. И это правда.

Тишина постепенно наполнилась негромкими звуками. Черити лежала, прислушиваясь и глядя на жиденький утренний свет, проникавший в окно сквозь неплотно задернутые занавески… первый свет нового дня, всегда такой белый, прозрачный и чистый. Она слышала, как скрипнула половица. Как где-то снаружи запела сойка. Как проехала первая утренняя электричка до Уэстпорта, Гринвича и Нью-Йорка.

Снова скрипнула половица.

И еще раз. И еще.

Это не звуки усадки дома. Это чьи-то шаги.

Черити села на постели. Одеяло собралось складками вокруг пояса ее скромной розовой ночной рубашки. Теперь шаги медленно спускались по лестнице. Легкая, мягкая поступь: кто-то шел босиком или в одних носках. Это был Бретт. Когда долго живешь с человеком, быстро учишься узнавать звуки его шагов. Они навсегда закрепляются в памяти, как формы доисторических листьев, отпечатавшихся на камнях.

Она откинула одеяло, встала и подошла к двери. Ее комната выходила на лестничную площадку на втором этаже, и она успела заметить макушку Бретта, спускавшегося по лестнице. Его всклокоченный хохолок на секунду мелькнул, а потом скрылся из виду.

Она пошла следом за ним.

Когда Черити подошла к лестнице, Бретт уже сворачивал в коридор, ведущий из прихожей в кухню. Она открыла рот, собираясь его окликнуть… и тут же закрыла. Они все-таки в чужом доме, где все еще спят.

К тому же что-то такое в его походке… в положении тела… хотя прошло уже несколько лет…

Она спустилась по лестнице быстро и почти бесшумно, потому что была босиком. Прошла следом за Бреттом на кухню, но не стала входить – остановилась в дверях. Он был голый по пояс, в одних голубых пижамных штанах с белыми хлопковыми завязками, свисавшими чуть ниже аккуратной мальчишеской промежности. Хотя лето еще даже не перевалило за середину, он уже загорел дочерна – Бретт был смуглым, как отец, и легко загорал.

Стоя в дверях, Черити видела его в профиль. Прозрачный утренний свет омывал его тело, пока он что-то высматривал в кухонных шкафчиках, висевших над раковиной и плитой. Ее сердце наполнилось страхом и изумлением. Какой он красивый, подумала Черити. Все, что есть или было красивого в нас, – все досталось ему. Она не забудет эти минуты, когда увидела сына в одних пижамных штанах и почти разгадала тайну его прекрасного детства, которое так быстро проходит. Она любовалась его худым, но мускулистым телом, его крепкими ягодицами, его чистыми босыми пятками. Ее любящим материнским глазам он представлялся… подлинным совершенством.

Бретт ее не замечал, потому что спал. Он и раньше, случалось, ходил во сне; в общей сложности около дюжины раз, в возрасте от четырех до восьми лет. Ее это тревожило – даже пугало, – и она обратилась за консультацией к доктору Грешему (без ведома Джо). Она не боялась, что Бретт сходит с ума – каждому, кто его знал, сразу было ясно, что он абсолютно нормальный, смышленый мальчик, – но она опасалась, что в таком состоянии он может пораниться. Доктор Грешем сказал, что такое очень маловероятно и что почти все нелепые представления о снохождении сложились у публики под влиянием низкобюджетных фильмов, чьи создатели не потрудились изучить вопрос.

– Мы мало что знаем о лунатизме, – сказал он. – Однако мы знаем, что он чаще встречается у детей, чем у взрослых. Ребенок постоянно растет, взаимодействие между сознанием и телом укрепляется из года в год, миссис Камбер, и многие специалисты считают, что снохождение – это симптом временного и весьма незначительного дисбаланса между ростом сознания и ростом тела.

– Как боли при росте? – с сомнением спросила она.

– Вот именно, – улыбнулся Грешем. Он начертил на листочке колоколообразную кривую линию и объяснил, что лунатизм Бретта достигнет пика, какое-то время продержится в верхней точке, после чего потихоньку пойдет на спад. И пройдет окончательно сам собой.