Кукольная королева

В зеркало, в котором Таша впервые увидела Раксэну Норман, они почти врезались.

– Оно… активировано, – опершись на массивную деревянную раму, пытаясь отдышаться, выдохнула Лавиэлль, указывая на барельефные ирисы. – Недавно.

Арон даже шаг не замедлил: как шёл по галерее, так и исчез в зеркале, словно в открытой двери. Лавиэлль и Джеми тут же шагнули следом.

Холодную безвоздушную завесу, словно сотканную из воды, почти мгновенно сменил сухой тёплый мрак. Призвав на ладонь сгусток света, Джеми позволил ему озарить невысокие своды каменного тоннеля. Камень выглядел странно – идеально чёрный, ровный, гладкий, но не отражающий колдовской огонь: словно кто-то вылепил из мрака мраморные стены, однако забыл добавить несколько важных деталей. Позади мерцала текучим перламутром зеркальная завеса, точно такая же угадывалась впереди – и на её фоне отчётливо темнела фигурка, замершая у самой грани.

Стремительно преодолев разделявшее две завесы расстояние, Арон толкнул в спину девушку, которая вытянутыми руками сосредоточенно душила кого-то, тонущего в перламутровом мерцании.

Некоторое время гладь зеркала в охотничьем домике расходилась кругами: казалось, нечто за ней отчаянно рвётся наружу.

Следом из стекла выпала светловолосая девушка, герцог, пьющий воздух с жадностью рыбы, выброшенной из воды, и Арон, – успевший перехватить не-Ташу прежде, чем та рванулась к Ореку, кашлявшему на полу.

– Раксэна, ваша соперница была эйрдалем. Орек пал жертвой её чар. – Дэй развернул девушку лицом к себе, всматриваясь в её светящиеся глаза. – Он любил вас. Он любил вас так, что сопротивлялся Кэйрмиль, сколько мог, и сопротивляется до сих пор, но эйрдаль может сломить самую сильную волю. Не вините его. Та, кого следует винить, уже понесла наказание за свои грехи и понесёт снова, ещё страшнее.

Лавиэлль кинулась к герцогу, рухнув на колени рядом с ним, бормоча что-то обеспокоенное и невразумительное. Джеми, чувствуя себя отвратительно беспомощно, смотрел, как девушка в руках дэя смеётся: горько, зло и неизбывно печально. Голосом Таши, улыбкой Таши – которые были Ташиными и одновременно иными.

– Напрасно стараетесь, святой отец, – выговорила мёртвая женщина живыми губами. – Я видела достаточно. Я ждала слишком долго, чтобы вы заставили меня отступить. Отпустите меня и дайте довести до конца то, ради чего я здесь. Иначе я так и не обрету покоя, а вы не вернёте свою дочь.

– Ошибаетесь.

– Я не уйду, пока не сделаю то, ради чего осталась.

– Уйдёте. – Дэй не грозил, не предупреждал – он констатировал факт. – Вы не можете уйти сами, но я вас отпущу.

– Прогоните, вернее сказать?

– Отпущу, – повторил дэй, прежде чем взять лицо девушки в свои ладони.

Он прикрыл глаза, и спустя миг она сделала то же – не понять, по своей воле или против. Несколькими моментами позже по рукам Джеми побежали мурашки: как всегда бывало с магами, очутившимися рядом с источником огромной, безграничной силы.

– Силой души моей, – разомкнув губы, заговорил дэй тихо и певуче, – властью, данной мне…

Слова звучали близко и приятно, как материнская песня или шелест листвы на рассветном ветру. Это было похоже на музыку в голосе Кэйрмиль – и бесконечно непохоже; его голос не настаивал, не пробивался, не ломал стены разума – он звал за собой, открывая запертые двери, указывая путь в неведомые желанные дали.

– …словом, что произнесено было в начале времён…

Позже Джеми и сам не смог бы сказать, что заставило его обернуться на зеркало и взглянуть на отражение Аронделя Кармайкла. А ещё сощуриться, вглядываясь в магическое стекло, вспоминая, как когда-то он пытался впервые разглядеть крылья Герланда; рассмотреть то, что лежит за кромкой реальности, укрытое от глаз смертных.

…на один короткий миг он всё-таки увидел, как чернота потрёпанной фортэньи уступила место абсолютной белизне. А ещё свет, исходивший от мужского лица, озарявший тёмную комнату ярче любой свечи, ярче, чем огонёк на Джеминой ладони.

В следующий миг отражение дэя уже ничем не отличалось от обычного: видение исчезло так же быстро, как появилось. Но забыть его было трудно.

– …я освобождаю тебя. – Арон приблизил своё лицо к её лицу. – Иди и будь свободна.

Он шепнул что-то ей на ухо одними губами. Опустив руки, отстранился, и когда девушка открыла глаза – пока ещё синие, – в них больше не было боли.

Прежде чем смежить веки в последний раз, Раксэна всё же встретилась взглядом с мужем, так и сидевшим на полу. Посмотрев на него без ненависти, без улыбки, без любви.

Арон подхватил Ташу прежде, чем ноги её разъехались в стороны, как у тряпичной куклы.

Джеми позволил себе вдохнуть полной грудью, лишь когда светлые ресницы взметнулись вверх и радужки под ними оказались серебристыми.

– Я пыталась сопротивляться. Пыталась её остановить, – пробормотала Таша, глядя на Арона с непонятной виной в лице. – Прости, я… выронила крест. Сплоховала.

– Сплоховала не ты, а я. Мне не стоило полагаться на то, что с крестом ты будешь в безопасности, – дэй ответил мягко и чуть печально. – И прощения должна просить не ты.