Купель Императрицы

– Гм… Впрочем, Парень, это уже совсем другая история. Исконно считалось, что женщина на борту – не к добру. А увидев обол, и при том девушка оказалась живой, матросы сразу узрели в этом происки дьявола.

– Что за обол? – спросил я, стараясь избавиться от назойливых картин массового туземного распутства.

– Обол – это монета, которую вкладывали в рот усопшего, как плату Харону за перевоз души через реку Стикс, – наставник вытащил из кармана жилетки цепочку, но на ней оказались не часы, а небольшая серебряная монета. – Вот он, Парень, тот самый обол!

– Тот самый? – изумился я.

– Тот самый, – повторил Старик. Он убрал монету в карман и продолжил: – Через сутки Диомида пришла в себя. А еще через день, была готова предстать перед капитаном. Среди инструкций, полученных капитанами от различных государственных органов еще до начала плавания, имелись и инструкции академии наук, предписывавшие, при знакомстве с новыми народностями, собирать одежду, оружие, украшения, домашние уборы, рабочие и музыкальные орудия, и многое прочее, что могло иметь исторический и культурный интерес. А посему, для гостьи шлюпа Надежда нашлись и платья, и все, что могло потребоваться для ее удобства. Представ пред Крузенштерном, Диомида назвалась дочерью знатного английского землевладельца, чей род уже не одно поколение обживал земли Ирландии, после колонизации оной Англией. Ее фамилии история, увы, не сохранила, но известно, с ее слов, что Диомида стала пленницей пиратов, и избежала участи рабыни благодаря лишь небесному проведению, обрушившему шторм на головы ее пленителей и уничтожившему их корабль – гибель которого и видел дозорный – и ниспославшему ей спасителя в лице капитана Надежды. Она весьма хорошо говорила по-русски и на многих других языках, которым были обучены офицеры Надежды и Фортуны. Она читала даже японские иероглифы, и перевела для капитана некоторые документы, полученные им в Японии. Ее познаниям можно было только дивиться. А ее манеры и образование не оставляли ни тени сомнения в благородном происхождении. Крузенштерн любезно и учтиво предложил доставить гостью в Англию, от чего Диомида, к его удивлению, отказалась. Она просила выдать ей бумагу, чернила и перо, ибо она желала написать благодарственное письмо российскому Императору, и просить его о награде для капитана и экипажа за ее спасение. С ее слов, она также надеялась на личную императорскую аудиенцию. С ее слов – потому что, написав письмо, Диомида обвязала его тесьмой и запечатала сургучом с оттиском ее родового нательного креста, и просила передать ее послание лично в руки Императора.

Плавание до острова Святой Елены продолжалось практически в дрейфе. Изодранные паруса едва ловили ветер. И плавание это прошло весьма скверно, мягко говоря. На Надежде назревал бунт. Все началось со дня пробуждения Диомиды. Один из матросов выбежал на палубу с криками: «Дьявол! Там сам дьявол!». Другие моряки подняли его на смех. Но видя неподдельный ужас своего товарища, они, в сопровождении офицеров, спустились в трюм, но никакого дьявола там не обнаружили. Матрос же утверждал, что видел черное богомерзкое чудище, и слышал его нечеловеческий голос. Списав произошедшее на переутомление паникера, все вернулись к работе. На следующее утро бедолагу нашли мертвым. Врач констатировал смерть, предположительно от разрыва сердца. Вскорости, среди матросов начались ссоры, доходившие до кровопролитных драк. В поножовщине был убит один из матросов, а убивший его, то ли осознав содеянное и предвидя грядущее наказание, то ли находясь в состоянии умопомрачения, бросился за борт. С каждым днем все больше матросов жаловались то на бессонницу, то на жуткие кошмары, сопровождавшие короткие моменты забытья сном. Кому-то слышались голоса, кто-то утверждал, что видел призраков умерших товарищей. Изо дня в день численность команды таяла на глазах. Некоторые матросы исчезали в ночную вахту, иных – косила неизвестная болезнь, и их тела придавали океану. Корабельный врач не находил объяснения происходившему.