Купель Императрицы

– Именно, – Харон посмотрел на меня с видимым изумлением, но собрался с мыслями и продолжал: – К слову, как раз в те годы Пушкин написал четверостишие, посвященное Баболовскому дворцу – месту свиданий Александра Первого и… Впрочем, историкам, так сказать, виднее, с кем встречался император. Ты же суди сам, ибо строки гласят:

Прекрасная! Пускай восторгом насладится

В объятиях твоих российский полубог.

Что с участью твоей сравнится?

Весь мир у ног его – здесь у твоих он ног.

Харон сделал многозначительную паузу, теперь наблюдая за моим возрастающим изумлением, и вернулся к изложению фактов:

– А в нашем веке, во время второй мировой войны, немцы хотели увезти Баболовскую чашу в Германию, да вот только не совладали с ее массой. Но и не уничтожили, заметь. А ведь могли бы: если не нам, то и не вам, так сказать. Не было приказа? Или наоборот – был: не уничтожать? Задумайся: почему в годы второй мировой войны Гитлер держал Ленинград в блокадном кольце? Зачем? Чего он ждал? К чему… или – за кем он шел? А Гитлер был известным оккультистом. И получи он желаемое, потребовалась бы и купель. Впрочем, во времена Александра Первого, царскосельская чаша так и не была отделана ни серебром, ни драгоценным малахитом, и ни разу не использовалась по своему назначению. Случилось так, что слуги, которым вменялось следить за дворцовой купальней и потакать всем капризам Диомиды, однажды нашли пророчицу утопшей в купели. Так, по крайней мере, они сочли. Ибо она, будучи истощена очередным сеансом прорицания, погрузилась в дрему. И погрузилась вполне буквально, почивая на дне купели. Каково же было всеобщее удивление, когда Диомида, после извлечения из воды, пробудилась так, словно бы не произошло ничего необычного. И повторялось подобное не единожды. Конечно же, Император был оповещен о нечеловеческих способностях его советницы, и насторожился. И настороженность его достигла предела, когда вместо очаровательной девушки на дне купели обнаружили жуткое чудовище: одна из прислужниц скончалась на месте; иные, бежав прочь, утверждали, что богомерзкое создание на их глазах обратилось девицей. Александр Первый, узрев в этом древнее иконописное пророчество, и понимая, насколько важный и опасный прорицательный инструмент находится в его руках – и не должен оказаться ни в чьих иных, – приказал заковать девушку в клетку, и сделал ее узницей дворцовой купальни. И Диомида, насильно оставаясь придворным оракулом, более не скрывала своего звериного облика и служила еще нескольким императорам, а впоследствии – и другим верховным председателям, руководителям и иже с ними. И поныне…

– Иконописное пророчество? – прервал я Старика. – И что значит – не скрывая своего звериного облика? А каков ее облик на самом деле?

Харон пожал плечами.

– Даже проведя подле нее столько лет, я не получил ответа на этот вопрос. Может быть, тебе повезет больше, Парень. Я бы желал, чтобы девичий облик был ее истинным. Но раны, которые ты зашивал, едва ли могла нанести хрупкая девушка, и при том – голыми руками. Впрочем, и чудовище не могло быть фавориткой Императора. А образ этого зверя давно известен миру.

Наставник положил передо мной еще один лист. На нем была запечатлена картина, подписанная «Святой Георгий и Дракон. Рафаэль Санти, 1506 год». Ощущение дежавю, не дававшее мне покоя при созерцания существа в клетке, нашло свое воплощение.

– И штоф на стенах! – просиял я. – Узор на шелке!

– Гм. Ты заметил? – Харон невольно поднял брови. – Обрати внимание и вот на это…

Он указал пальцем на правую часть картины: там была изображена рыжеволосая дева, сложившая руки в молитвенном блаженстве.

– Дева спасенная Георгием? – припомнил я легенду.