Купель Императрицы

– Да. Царская дочь, – уточнил наставник. – А сюжет уходит в историю гораздо глубже времен Рафаэля. Изображения Георгия Победоносца почитались в России как иконы, но именно под этой картиной, в царской семье, всегда горела лампада. Александр Первый едва ли отождествлял себя со святым Георгием, но усмотрел в зверином облике Диомиды происки дьявола, и принял меры. Впрочем, сам Александр внял-таки главному ее пророчеству и, тем самым, избегнул судьбы многих монархов, лишенных жизни в борьбе за власть. И в конце тысяча восемьсот двадцать пятого года, инсценировав собственную смерть, он оставил престол, что явилось для него подлинным благословением, и прожил еще долгие годы под именем скитальца Феодора Томского, божьего человека. Лев Толстой, в своей поздней и незаконченной повести – Посмертные записки старца Федора Кузьмича – изложил свою версию последних, так сказать, дней жизни Александра Первого и появления старца Феодора. Историкам и поныне не дают покоя слухи и спекуляции о скрытой родовой ветви Романовых, произросшей, с огромной долей вероятности, от Феодора Томского; как и зашифрованные записки старца, до сих пор не нашедшие достоверной интерпретации. Но вернемся к Диомиде. Прежде чем она перешла в другие, так сказать, верховные руки, в тысяча восемьсот тридцать седьмом году во дворце случился пожар, потушить который не могли три дня. Назывались разные его причины. Но случайным ли он был? Что ж, будем придерживаться твоей теории случайностей. А в восьмидесятом, того же века, во дворце прогремел взрыв, который должен был унести жизнь Александра Второго; погибли одиннадцать караульных и более пятидесяти были ранены, но ни Император, ни члены его семьи не пострадали. На Александра Второго было совершено восемь покушений, Парень! Удивительное императорское везение, не правда ли? Снова совпадение?

– Может быть, – стараясь следовать за его мыслью, ответил я, и добавил: – Не всем царям так везло. Да и сам Александр Второй все же погиб.

– Да, везло не всем, – согласился со мной наставник. – Особенно не везло тем, кто, по тем или иным причинам, был отлучен от дворца или утрачивал связь с посвященными. Или же, по своей человеческой природе, усомнился в очередном пророчестве и поплатился за это жизнью. Существует множество вопросов, на которые мы не найдем однозначных ответов, но факт остается фактом: много людей положили здесь свои жизни, желая обуздать суровый нрав Диомиды и прикоснуться к ее пророчествам. А выживали здесь только те, кто приходил к оракулу добровольно, по зову сердца и крови, кто был готов стать посвященным – проводником между ней и власть имущими. А кроме них, смерти избегали разве что – юродивые. Среди таковых посвященных был и Григорий Распутин.

– Здесь бывал Распутин? – снова прервал я Харона.

– Да, Парень, – после некоторой паузы, ответил тот. – Из всего услышанного, тебя больше всего удивляет именно это?

– Нет, конечно. Просто, странно как-то.

– Что именно?

– Он совсем не… Впрочем… Распутин был юродивым или входил в число добровольцев?

– И то и другое, думается мне.

Харон налил себе еще вина и хотел добавить мне, но я отказался, закрыв бокал рукой: сознание мое уже было помутнено, и усиливать мне не хотелось. Наставник же выпил и поднялся из-за стола, задвинув стул.

– И отсюда вопрос, – начал он, снова прохаживаясь по кают-компании. – Кто есть ты, Парень? На юродивого ты не похож. Так по чьей воле ты сюда попал?

– Что значит – по чьей? – насторожился я. – По политической статье. Ты же знаешь: мне грозил расстрел.

– Э нет, Парень, – Харон снова прищурился. – Это тоже общеизвестная история. А меня интересует истинная! Уж очень шустро ты вжился за эти дни. Адаптировался. Даже от чтения не отказался. У тех, кто был до тебя, и кого сюда ссылали насильно, на принятия своей судьбы уходило куда больше времени. А иные и вовсе ее не принимали, и для них все заканчивалось плачевно. Ты – другое дело. А главное: как она лихо за тебя взялась! Снова совпадения?

– Принятие судьбы? – отвечал я вопросом на вопрос. – Ты забыл наш разговор в исповедальне? Я места себе не находил и не видел никакого смысла. Только твоими словами я и взял себя в руки.

– Я думал об этом, Парень, – не сдавался Старик. – Отличный был ход: спровоцировал меня на гнев и быстро понял мое отношение к происходящему. Мог бы прямо спросить, и я сказал бы тебе ровно то же: ты сам сделал шаги, которые привели тебя сюда. Равно, как и я. Мы пришли сюда добровольно. Каждый своим путем. И, прошу тебя, не отрицай этого, не держи меня за дурака.

Я молчал. Харон выключил музыку, подошел к столу и оперся о него кулаками.

– Не отрицаешь или просто молчишь? Хорошо, тогда спрошу о другом, – Старик подался ко мне: – как твоя фамилия, Парень?

– Ты же говорил, что наши имена и прошлое значения не имеют! – возмутился я.

– Говорил. Но всегда имеются исключения, подтверждающие правила!