Купель Императрицы

– Когда умер мой учитель, царствие ему небесное, – продолжал Харон, открывая банку с новоприбывшей рыбкой, – я достаточно долгое время оставался без помощника. Работа шла тяжело. Но куда более тяжелым оказалось одиночество, окружившее меня.

Старик поставил открытую банку подле аквариума, выдвинул верхний ящик комода и извлек из него жестянку с кормом: щепотку он посыпал в банку, и несколько щепоток в аквариум, сдвинув с него крышку.

– Тогда-то я и подумал об аквариуме. Хоть живность какая-то. Заказал стекла и все необходимое. Собрал, склеил и обустроил. А затем и рыбку себе выписал. Самую что ни на есть золотую. Вон, видишь.

Харон наклонился к стеклу и указал пальцем на идеально-золотую рыбку, с пышным хвостом и плавниками. Я тоже наклонился, рассматривая мир аквариума вблизи: его дно устилали мелкие, округлые камешки гравия; слева и справа вырастали бутафорские скалы, но выполненные, вероятно, из настоящего камня; а по центру, среди водорослей, стояла фигурка водолаза в тяжелом, глубоководном костюме: из его шлема (и из-за скал, позади водолаза) к поверхности воды поднимались пузырьки воздуха.

– А вскорости, ко мне прибыл первый парень, – Старик вздохнул. – Но ненадолго. Я тебе рассказывал. За ним – другой. И рыбке моей, как мне показалось, тоже было одиноко одной. И я выписал вторую. Вон ту, красно-золотую. И как-то так и повелось. С прибытием третьего парня появилась и третья рыбка, та вон – пятнистая. И вот теперь – эта!

Харон выпрямился, взял банку и аккуратно выпустил рыбку в аквариум. Черныш расправил свой пышный двойной хвост и принялся знакомиться со своим новым домом.

– Не балуйте там, оглоеды! – погрозил Харон пальцем другим рыбкам.

– Это моя, значит? – выпрямляясь, спросил я.

– Твоя, Парень, – улыбнулся наставник. – И, дай бог, последняя в аквариуме.

Старик по-отечески похлопал меня по плечу.

– Так что же произошло с третьим парнем? – спросил я Харона, напоминая ему о данном мне обещании.

Наставник закрыл крышку аквариума и ящик комода. Движением руки он предложил мне занять одно из вольтеровских кресел, а в другом разместился сам. Он положил руки на подлокотники, и я заметил, как сильно его пальцы впились в обивку кресла. Харон устремил беспокойный взгляд куда-то мимо меня, и какое-то время сидел молча. Я понимал, что перед его глазами оживают картины былых событий, и не торопил его. Наконец, глубоко вздохнув, он приступил к рассказу…

XIV. Третий

– Тем вечером ничто не предвещало беды. Парень был весел. Мы сыграли партию в шахматы, и он ушел смотреть какой-то новомодный, шумный боевик по видео, а я, не питая интереса к таким фильмам, решил вздремнуть перед работой. Человек он был простой, лишенный фантазии. В нашем деле оно и не плохо. Он не философствовал и лишних вопросов не задавал. Историей не интересовался. К работе относился исключительно, как к работе. И я рассказывал ему лишь то немногое, что было необходимо для ее безопасного выполнения. Другими словами: неожиданностей от него я не ждал. А посему, когда я проснулся, проспав более двух часов, и не нашел его ни в кают-компании, ни в келье, и ни в каком другом помещении, я не на шутку обеспокоился.

Зайдя в ризницу, я понял, что беспокойство мое ничуть не мнимое: в подъемнике отсутствовал один баллон, и не было комбинезона в шкафчике у Парня. Работать в одиночку не рекомендуется. Однако, порой, выбора попросту нет. Случалось и мне, как ты уже знаешь, обходиться без напарника. Но незапланированный уход в купальню – тайком, без предупреждения, со скрытыми намерениями – не сулил ничего хорошего. Кроме того, я не знал, как давно он ушел. Вариантов было два: либо он ушел недавно, и вернется, как только закончится кислород, либо – больше часа назад, и значит – произошло непоправимое. Сидеть сложа руки и ждать – я не мог. И через пятнадцать минут, в полной экипировке, я уже открывал дверь в чистилище. Ворота оказались закрыты. Рычаг отсутствовал. Я ожидал и боялся этого. Все сомнения отпали – Парень действительно находился в купальне! Я стучал в ворота и звал его. С каждой секундой мои надежды на благополучный исход неумолимо таяли. Спустя несколько минут, уже полностью отчаявшись, я вдруг услышал едва различимые звуки по ту сторону: всплески воды, скрежет и, как мне показалось, невнятное бормотание. Но это было лучше, чем ничего. Моя надежда на то, что Парень жив, воспряла. С пущей силой я принялся стучать и требовать, чтобы Парень открыл ворота.

«Впусти меня! – взывал я. – Я не сержусь! Открой! Нажми рычаг!»

Мои увещевания увенчались успехом: ворота, наконец, дрогнули, но, едва приоткрывшись, тотчас замерли. Через небольшую щель я тщетно пытался увидеть Парня. А он по-прежнему не отзывался. Хотя теперь мне ясно слышалось его присутствие. Парень был там, у рычага. Я допускал, что он может быть ранен, или страдает от гипоксии. Но все мои старания раздвинуть створы руками оставались тщетными.

«Еще, Парень! – крикнул я. – Нажми еще пару раз!»