Купель Императрицы

Наставник зажег спичку и с полминуты раскуривал трубку. Закончив, он тоже встал со стула и подошел к выходу в коридор. Опершись плечом о косяк, как тогда, когда я впервые его увидел, он выпустил очередной клуб дыма в потолок и спросил:

– Кто ты такой и как твоя фамилия, Парень? По-моему, нам пора уравновесить наши познания друг о друге.

– Кто я такой, или как меня зовут, не будет иметь никакого значения, если я не пройду испытания, так ведь? – утвердительно спросил я.

– Ага! – оживился Харон. – Значит, об отказе речи уже не идет? Это хорошо, Парень. Очень хорошо!

– Рассказывай, Старик! – дерзко потребовал я. – Что мне надо будет сделать? Как все происходит? Нужны какие-то заклинания, тумба-юмба, пляски с бубном вокруг купели, или что?

– Старик?! – наставник поднял брови, но тут же улыбнулся. – А впрочем, ты прав.

Харон исчез в коридоре и скоро вернулся с томиком Божественной Комедии, который я видел в его келье на каминной полке. Пролистав страницы и найдя нужную, он процитировал:

И вот в ладье навстречу нам плывет

Старик, поросший древней сединою,

Крича: «О, горе вам, проклятый род!

Забудьте небо, встретившись со мною!

В моей ладье готовьтесь переплыть

К извечной тьме, и холоду, и зною…»

– Ободряет, ничего не скажешь, – горько усмехнулся я.

Старик передал мне раскрытую книгу, словно желая подтвердить, что эти слова в ней действительно присутствуют. Я пробежал глазами по странице.

– Он еще кое-что говорит, – заметил я, и прочитал наставнику:

«А ты уйди, тебе нельзя тут быть,

Живой душе, средь мертвых!» И добавил,

Чтобы меня от прочих отстранить:

«Ты не туда свои шаги направил…»

– Довольно! – буркнул Харон.

Он отобрал у меня книгу, захлопнул и бросил ее на стол. Повелительно указав мне на стул, Старик вернулся на свой.

– Твоих тумба-юмба Диомиде не нужно! – отмахнулся Харон. – Ей даже слова твои не нужны. Достаточно подумать о том, о чем хочешь сказать. А впрочем, она прочтет тебя, даже если ты сам того не желаешь. Главное – думать и просить о посвящении. В каких словах? Этого я тебе тоже не скажу. Потому что они не должны быть заученными. Она это поймет. Тебе предстоит самому подобрать их. Но первым и главным шагом к твоему волеизъявлению является трон!

– Трон?

– Да, Парень, трон! Ты извлечешь Диомиду из воды и воссядешь на него. Это будет знаком того, что ты готов внимать ей, и желаешь говорить сам. Впрочем, не уверен я, что ты к этому готов. Но идти сегодня все ж-таки придется. И идти тебе одному. Потому как от меня толку никакого. Даже если и справлюсь с комбинезоном, то вот баллон, боюсь, не осилю.

Харон повел плечом и приложил ладонь к раненной груди.

– А сегодня, – улыбнулся он, – достаточно остудить купель. Сбросишь лед – и обратно. Только и делов. Заодно принесешь Батьку.

– Зачем? – удивился я.

– Покуда я не в обойме, займусь тем, до чего, так сказать, руки не доходили: давно пора его почистить да смазать. Ты сам слышал, как он кряхтит да кашляет. Не ровен час совсем…

Наставника прервал застрекотавший телеграф. Переменившись в лице, Харон встал и направился к аппарату.

– Что-то поздновато, – Старик нахмурился и надел очки.

Когда катушка с бумагой провернулась и телеграф замолчал, наставник оторвал ленту с сообщением, прочел и глубоко вздохнул.

– Прости, Парень. Похоже, лед отменяется, – Харон снял очки и еще раз вздохнул. – Все должно произойти уже этой ночью.

Наставник положил передо мной ленту. На ней были напечатаны три слова:

«Необходим результат! Сегодня!»

Во мне как будто оборвалась струна, низко и грубо, и кровь отхлынула от лица. Все это было лишь вопросом времени, но я никак не думал, что такого близкого времени.

– Видать, терпение у них на исходе, – заключил Харон.

Он ходил по кают-компании и о чем-то рассуждал, но я слышал его так, будто мои уши были забиты ватой, и разбирал лишь отдельные его слова, не улавливая мысль. Четкость слуха и мышления вернулась ко мне только в ризнице, когда пришло время облачаться в рабочую одежду. Старик суетился вокруг меня, подобно родителю, одевающему ребенка в первый школьный день, давая наставления и напутствия: «ничего не бойся, сохраняй спокойствие, все будет хорошо!»

– И еще, – сказал наставник, затягивая ремни моего кислородного баллона, – что бы там ни происходило, ни в коем случае не закрывай глаза, не ускользай, не уходи в себя: это будет проявлением слабости, отказом от испытания и признанием поражения.

Он открыл дверь в исповедальню и перед порогом остановил меня.

– С Богом, – негромко сказал Старик и осенил меня крестным знамением.

Я спустился в воду и побрел по тоннелю. Пройдя шагов двадцать, я обернулся: Харон еще стоял в дверном проеме, смотря мне вслед. Увидев свет моего фонаря, он крикнул:

– Я буду ждать тебя!

XVII. За кости пращуров своих…