Купель Императрицы

Теперь мне буквально не было пути назад, и мои шансы на выход из купальни живым таяли на глазах. Вероятно, последний час моей жизни был сочтен, но еще не были сведены счеты с судьбой. Я повернулся к гранитной чаше: купельные цепи продолжали подниматься; клеть разорвала туманную завесу, шумно покинула воду и повисла над купелью; кабестаны также внезапно и громко остановились, и лишь басовитый хор продолжал тянусь свое проклятое «до», играя на моих нервах. Луч фонаря едва доставал до клети, и мне не удавалось разглядеть ту, кто в ней находилась. Впрочем, иллюзий я уже не питал, и сделал шаг к купели… еще один… и другой… Мой луч нырнул за железные прутья и упал на то, чего я ждал, и чего опасался: за витой кованной решеткой зашевелилось черное осклизлое тело, извиваясь, словно клубок гигантских потревоженных змей. Клетка покачнулась, и за ее прутьями возникла чудовищная морда исчадия ада. Тимория отрывисто втянула воздух ноздрями, будто принюхиваясь, и с видимым отвращением исторгла из них струи пара.

– Победоносец! – прорычала она.

Пасть чудовища медленно ощерилась, обнажая частоколы зубов. Выпростав черный раздвоенный язык, Тимория жадно облизала прутья клети, оставляя на них темную вязкую слизь. Теперь отвращения не смог сдержать я, и отвел взгляд. Подавив рвотный позыв, я снова направил луч фонаря на решетку, и тот отразился в черных глазах бестии двумя белыми острыми зрачками, глядящими на меня из непроглядной бездны.

«В глаза ей не смотри!» – сказала мне память голосом Харона.

А я – смотрел. Смотрел намеренно и безотрывно, надеясь, что в них затеплится тот самый изумрудный огонек – предвестник появления Диомиды, но ничего не происходило. С самого начала что-то пошло не так, как задумывалось. Не сводила с меня своих жутких глаз и Тимория.

– Подойди ближе, Посвященный! – вкрадчиво зашипела она.

Я не шелохнулся. А отражение света в глазах чудовища как будто засияло ярче и ослепительней. Все вокруг меня начало терять четкость и становиться размытым, исчезающим, не имеющим значения. И только два пленительных ярких пятна во тьме и монотонный басовитый гул велели подчиняться. Я покачнулся, и тотчас же спохватился, осознав, что против своей воли хотел шагнуть навстречу бестии. Я с силой тряхнул головой, и четкость зрения и мышления вернулись ко мне.

«Не все что зримо есть явь!» – мысленно повторил я.

– Глупец! – чудовище разразилось злобным смехом, извергая из пасти густые клубы пара. – Нет Яви там, где правит Навий и царствует первородная Тьма! Вечная тьма! Тьма во плоти!

«Тьма во плоти! – эхом отозвались слова Тимории в моей голове, и дополнились иными: – Исчадие ада! Проклятие Диомиды!»

Да, жизнь моя висела на волоске. Да, все шло не по плану, и я остался один на один с самой Тьмой, но вопреки всему я знал, зачем я здесь! Знал, кто я, и что должен сделать! Простодушно успокаивая себя тем, что Тимория неспособна причинить мне вреда, находясь в заточении (и надеясь на то, что вода не проявит буйства), я – не внушением адской твари, но по собственной воле – сделал шаг навстречу предречению!

«Да сойдет Государь в воды купельные, в утробу чаши серебряной, – повторяла память наставления Диомиды, – ибо сказано…»

Тимория взревела, прерывая ход моих мыслей, и, обезумев, бросилась на решетку своего узилища, вцепляясь в нее когтями и зубами; в диком напряжении изогнулось ее тело и взбесился хвост. Я не верил своим глазам, но толстые железные прутья клети сдавались под натиском монстра. Что-то жуткое творилось и с самой Тиморией: плавники на ее спине вздулись и лопнули, исторгая тошнотворную, гнилостную жижу. Из вскрывшейся плоти показались черные омерзительные отростки: быстро увеличиваясь в размерах, они скоро уперлись в верхнюю решетку и неожиданно раскрылись, как перочинные ножи, расправляя кожистые перепонки крыльев между ними. Тимория с ревом теснилась и билась в своей тюрьме, грызла и гнула прутья, и, к моему ужасу, кованная клетка застонала, хрустнула, и сварочный шов с треском лопнул, отверзая ее дно! Чудовище грузно рухнуло в купель, вздымая столпы воды, и на миг исчезло в ее темных глубинах, чтобы с диким и леденящим ревом вынырнуть, водружаясь на гранитное кольцо чаши! Тимория вонзила когти в камень и с шумом расправила свои гигантские крылья. Лицезрение этого дьявольского воплощения гаргульи, этого черного дракона, будто бы явившегося прямиком из царства Аида, парализовало меня. Словно окаменевший, вкопанный и увязший в трясине, я потерял всякое ощущение себя; но та, кто меня сковала, сама же и сорвала с меня кандалы: медленно подняв голову, тварь устремила на меня свой испепеляющий взгляд. Мое тело ожило, и я отшатнулся, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

Не сводя с меня глаз, Тимория не спеша опустила лапу в воду купальни.

– Диомида! – крикнул я. – Услышь меня!

– Кричи громче, Победоносец! – дьяволица снова засмеялась и опустила в воду вторую лапу. – Пусть слышит! Ей не проникнуть в Навь без вместилища силы. А ты – в моей власти!