Купель Императрицы

Я распахнул глаза до болезненного предела. Свечение было реальным! В том не могло быть сомнений! Нереальным казалась его нарастающая яркость и чистота, и его нахождение в этом богом забытом месте, неизвестно на какой глубине. Меня вдруг охватила радость, необъяснимая, глупая радость. Я был счастлив как ребенок. Я снова мог видеть серебро стен… мог видеть себя! Да, я по-прежнему погружался, и путь на поверхность был мне заказан, но свет – белый, ободряющий – не мог не радовать. И пусть это будут последние минуты моей жизни – минуты, полные разочарования и боли, – но они пройдут не в гнетущей темноте.

Свечение стало нестерпимо слепящим, и я заслонился от него ладонью. И в этот самый миг мои ноги коснулись дна! После многих минут в невесомом состоянии, я вдруг ощутил свою тяжесть, и ноги невольно подкосились. Поймав равновесие, и уже терпимее перенося яркий свет, я огляделся: подо мной было огромное «блюдце», четырех или более метров в диаметре, отлитое из того же благородного металла, что и шахта колодца; поверхность блюдца была неоднородной и рельефной: в потертых рельефах угадывались очертания Георгия Победоносца, повергающего дракона; свечение исходило из центра блюдца – оно как будто выглядывало из него, подобием горящей полусферы. Обходя его кругом, я вдруг увидел продолговатую вертикальную нишу в стене, и мое счастье вышло за все мыслимые пределы! Надежда тотчас воротилась, и, без оправданий «мне только спросить», обошла очередь ворчащих сомнений и страхов, и настойчиво постучалась в мои двери. Да, в нише располагался рычаг! Я почувствовал себя Алисой, спустившейся в кроличью нору. В отличие от сказки, на рычаге не было надписи «потяни меня!», но именно это я и намеревался сделать. Ухватившись обеими руками, я дернул рычаг на себя, но тот не поддался. Ну уж нет! Теперь я нипочем не собирался сдаваться. Я снова взялся за рычаг, уперся ногой в стену и потянул изо всех сил. Застонав, рычаг опустился. Разжав руки, я отступил назад, и рычаг вернулся в нишу. Под блюдцем зашевелились, застучали, загрохотали какие-то механизмы. Я повернулся к источнику света. Центральная часть блюдца отверзлась, открыв круглый люк, и шар света начал подыматься. Следуя за ним, показалась мраморная голова, плечи… Оборачиваясь вокруг своей оси, из люка вырастало мраморное изваяние. Повернувшись ко мне и поравнявшись со мной ростом, скульптура остановилась. Я не мог знать этого наверняка, но мог поклясться, что это было изваяние самого Георгия Победоносца! В правой руке он держал копье: упираясь древком в пол, оно еще на метр уходило вверх надо мной, и слепящим белым пламенем сиял наконечник копья! Ошеломленный, восхищенный, сбитый с толку, я невольно повторил вслух предначертание Диомиды:

– Да сойдет Государь в воды купельные, в утробу чаши серебряной, ибо сказано: истина скрыта на дне колодца!

Приблизившись к изваянию, я взял копье обеими руками и выдернул его из мраморной кисти Победоносца. Скульптура дрогнула, и я отступил на шаг назад. Поворачиваясь в обратном направлении, изваяние погрузилось в люк, и его створы сомкнулись. Подо мной снова заскрежетали тяжелые механизмы, блюдце завибрировало, и стены колодца вдруг двинулись вниз. Их движение заметно ускорялось, но двигались не стены – поднималось само блюдце, подобно гигантскому поршню выталкивая меня наверх! Поршень быстро набирал скорость, и рассекаемая мною толща воды зашумела у меня в ушах. Пузыри из маски не поспевали за подъемом, и убегали не вверх, а вниз. Я напряженно ждал, что от столь быстрого всплытия кислород в моей крови вскипит, и я лишусь зрения, остатков сил, и все мое тело пронзит нестерпимая боль (предвестница неминуемой смерти), но ничего похожего не ощущал. А колодец, представлявшийся безумно глубоким в моем свободном погружении, теперь показался лишь коротким подъемом на лифте. Движение поршня начало замедляться, и, разорвав поверхность воды, я гордо и победоносно вернулся в купальню, держа в правой руке копье, пылающее ослепительным огнем!

Меня ждали! А я снова не верил тому, что вижу. Купальня походила на поле самого настоящего боя: в ней не было воды, – вместо нее, кругом громоздились горы поверженной нежити, призванной Тиморией; трон Екатерины обратился в бесформенную груду мраморных обломков; клетка вместе с цепями была отброшена в сторону, а кабестаны выдраны со своих постаментов с корнем; вокруг купели стояли двенадцать греческих божеств, мраморных, но… оживших – армия Диомиды. Встретив меня, изваяния склонили передо мной головы. А за божествами, передо мной высился колосс Диомиды, сжимая в вытянутой руке Тиморию: бестия пыталась вырваться, обвивая хвостом предплечье голема.

– Сойди с купели, Государь! – прогремел колосс.