Купель Императрицы

Меня передернуло, ведь мне встречались подобные слова прежде! Я попятился, взбираясь выше. Бестия зарычала, предвкушая миг своего триумфа, но вдруг взвыла и подалась назад. Я поднял голову, и луч моего фонаря упал на беломраморную руку: схватив беснующуюся тварь за хвост, голем рывком поднял ее над водой и отшвырнул в противоположную от меня сторону. Тимория расправила крылья, пытаясь выйти из воздушного пируэта, но не успела: во мраке послышался тяжелый удар о стену, и колодец облетел рев освирепевшего зверя.

– Скорее, Государь мой! – снова прогремел мраморный колосс, в очередной раз освобождая меня от оков оцепенения.

Я поднялся на ноги и побежал вниз по ступеням. Голем в три тяжелых шага одолел половину купальни и встал по ту сторону гранитной чаши, закрывая меня от Тимории. Мои ноги вязли в илистом дне, а толща воды, ускорив свое течение, силилась сбить меня с пути. Из темноты послышалось рычание гаргульи и шум ее крыльев. Исхитрившись, она перелетела колосса и села на купельные цепи, и те дрогнули, пошатнув клеть. Быстро перебирая лапами, Тимория устремилась по цепям вниз. Продираясь через препятствующую мне воду, я почти достиг купели, но и черная бестия приближалась к ней. Голем развернулся и с размаху ударил кулаком по клетке. С шумом рассекая воздух, клеть закачалась на цепях, подобно маятнику взмывая то к одной стене колодца, то к другой, и не позволяя гаргулье атаковать меня. Употребив все остатки сил, я одолел последние метры, и мои руки, наконец, коснулись гранита. Гаргулья взревела и взмыла в воздух: неистово работая крыльями, она поднялась под самый купол, развернулась, нацелилась на меня и кинулась камнем вниз.

– Скорее! – пророкотал голем, прикрывая меня рукой.

Не раздумывая долее, я перемахнул через гранитный барьер и с головой рухнул в купель. Мутные воды поглотили меня. На поверхности грянул гром и разразилась буря: вода ухала и тяжело оглашала поступь голема, удары его кулаков, лязганье цепей и звериный рев Тимории.

Мой фонарь осветил потемневшее серебро купели. Я погружался ногами вниз, ожидая, что с секунды на секунду достигну дна; но опустив голову, я увидел под собой лишь чернеющую бездну. Минуло десять секунд, двадцать… а мое погружение все не заканчивалось и темень под ногами не рассеивалась. Звуки сражения – происходившего уже высоко надо мной – становились тише, глуше и отдаленнее, и вскоре – исчезли вовсе. Теперь я слышал лишь биение своего сердца, свое дыхание и бурление воды при срабатывании клапана маски. По моим подсчетам прошла минута, а конца серебряному колодцу не было. Мои уши сдавило болью, а тело обволакивал леденящий холод… холод и страх. Меня ужасало не само погружение, а внезапное осознание того, что вернуться обратно мне уже едва ли суждено. Я взглянул на счетчик кислорода: минуты моей жизни были сочтены двумя десятками. Но и этого насмешнице-судьбе было недостаточно: свет фонаря начал ослабевать и тускнеть. Мое сердце забилось еще быстрее. Дыхание участилось. Я понимал, что неминуемо ускорится и расход кислорода, но найти довод для успокоения у меня никак не получалось. Фонарь мигнул в последний раз, и кромешная мгла жадно объяла меня. Надежда не встала в очередь крайней, а ушла во мрак, вслед за последним «вздохом» фонаря.

«Найди свой смысл, Парень!» – вдруг заговорила память голосом наставника.

Именно это я и пытался лихорадочно сделать – понять, в чем был смысл? Зачем было посылать меня на верную погибель? Я не мог поверить, что Диомида не знала о том, что скрывают купельные воды. Или в том и состоял ее замысел? Слишком уж путанный замысел. Она не единожды могла отдать меня на растерзание Тимории, но не сделала этого. Или, быть может, моя смерть в глубинах дворцового колодца являлась неким ритуалом – жертвоприношением морским богам? Диомида – дочь океаниды! Я хотел бы ошибаться, но теперь уж было все равно. Я слишком долго играл со смертью, обходя ее силки и капканы, и сегодня она, наконец, свершит свою страшную жатву! В сознании вдруг ожили строки:

Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей,

Не дай погаснуть свету своему!

Хоть мудрый знает – не осилишь тьму,

Во мгле словами не зажжешь лучей —

Не уходи безропотно во тьму…

Прошла минута… еще одна… Давление воды осязаемо усилилось: меня пронял озноб, и к моему мучению добавились зрительные галлюцинации. Мне казалось, что подо мной брезжит неясный призрачный свет – издевка разума, предсмертная агония. К горлу подступил ком, и в груди стало тесно и тяжело. Я закрыл глаза… но и на такой случай у памяти нашлись для меня слова Харона:

«И закрывая глаза, ты видишь ту же самую тьму, что существовала миллиарды…»

«Тьма! – осознал я, прерывая наставника. – Будь это всего лишь галлюцинация, шутка глазного яблока или зрительного нерва, свет был бы виден и под закрытыми веками!»