Курортник

Да здравствует крестьянин! Да здравствует имущий и оседлый, верный, добродетельный! Я могу его любить, я могу его почитать, я могу ему завидовать. Но я полжизни потерял, стремясь равняться на его добродетели. Я хотел быть тем, кем я не был. Я хотел быть поэтом, но при этом еще и обывателем. Я хотел быть художником и человеком фантазий, но при этом еще и наслаждаться добродетелью и родиной. Долго же не ведал я, что быть и тем и другим, иметь и то и другое нельзя, что я кочевник, а не крестьянин, искатель, а не хранитель. Долго бичевал я себя богами и законами, а ведь они были для меня лишь идолами. То было мое заблуждение, моя пытка, мое соучастие в страдании мира. Я приумножал мировую вину и пытку, самого себя подвергая насилию, не смея пойти тропой избавления. Тропа избавления ведет ни влево, ни вправо, она ведет к собственному сердцу, и только там Бог, и только там мир.

С гор дует мимо меня нисходящий влажный ветер, на той стороне глядят синие островки неба на другие земли внизу. Под этими небесами я буду часто счастлив и часто буду тосковать о родине. В полной мере человек моего склада, истинный странник, не должен ведать тоски по родине. А мне она знакома, я не совершенен, да и не стремлюсь таковым стать. Я хочу смаковать свою тоску по отчизне, как смакую свои радости.

Этот ветер, которому я поднимаюсь навстречу, дивно пахнет той стороной и чужбиной, водоразделом и языковой границей, горами и югом. Он полон предвестия.

Будь здоров, сельский домик и родимый пейзаж! Я прощаюсь с тобой, как юноша с матерью: он знает, ему пора от матери прочь, знает и то, что никогда не позабудет ее совсем, даже если хотел бы.

Сельское кладбище

Вьется плющ по скорбным спинам скошенных крестов.
Нежность солнца, гуд пчелиный, аромат цветов.

Вы, взращенные на здешней ласковой земле,
Сколь блажен приют ваш смертный, —
здесь, в подземной мгле.

Безымянно, мирно, тихо воротясь домой,
Точно в лоне материнском, вы нашли покой!

Но в ушах гудит ток крови, шумен пчел полет,—
Жажду жизни он мне славит, бытие поет.

И мечты корней ростками потянулись ввысь,
И останки древних тварей к свету прорвались,

И обломки прежних жизней, вновь желая жить,
Изменяются тихонько, в жадной жажде быть,

И колышется, рожая, наша Мать-Земля,
Новой жизнью одаряя горы и поля.

Сладок сон в глуби могильной, – но всего лишь сон:
И не крепче дрем полночных, и не дольше он.

Смертный сон – лишь дым летучий,
только мутный дым,
И, пылая, жизни пламя кроется под ним.

Горный перевал

Вдоль по смелой дорожке гуляет ветер. Деревья и кустарник остались позади, здесь растут только камень да мох. Делать тут нечего, ни у кого тут нет имущества, для крестьян тут, наверху, нет ни сена, ни дров. Но даль манит, влечение жжет, они и проложили по камню и болоту, по снегу эту добрую дорожку, что ведет к другим долинам, другим домам, к другим языкам и людям.

На вершине перевала я останавливаюсь передохнуть. По обеим сторонам вниз уходит дорога, по обеим сторонам течет вода, то, что здесь, наверху, стоит бок о бок и рука об руку, прокладывает себе путь вниз в два разных мира. Лужица, что чуть задевает мой ботинок, струится к северу, ее вода вливается в далекие холодные моря. А крохотный остаток сугроба рядом стекает каплями на юг, его вода стремится к Лигурийским или Адриатическим берегам, к тому морю, что граничит с Африкой. Однако все воды мира снова встречаются. Полярные моря и Нил смешиваются во влажном полете облаков. Старая добрая аллегория освящает мой час. Даже нас, странников, все дороги ведут домой.

Пока еще мой взор волен выбирать, пока ему принадлежат и север, и юг. А через пятьдесят шагов мне будет открываться один лишь только юг. Как загадочно дышит он из голубоватых долин! Как бьется ему навстречу мое сердце! Предчувствие озер и садов, аромат вина и миндаля, старое святое предание о влечении и паломничестве в Рим.

Из моей юности доносится воспоминание, будто звон колоколов с отдаленных долин: исступленный восторг моей первой поездки на юг, упоенное вдыхание пахучего садового воздуха на синих озерах, вечернее стремление прислушаться поверх бледнеющих снежных гор к далекой родине! Первая молитва пред священными колоннами древности! Первый сказочный пейзаж с пенным морем за коричневыми скалами!