Кусака

Рик прошел по неровному полу и обнял бабушку за плечи.

– Послушай-ка. Если б ты верила, что я еще там, живой… неужто бы не захотела, чтобы кто-нибудь за мной слазил?

– Это могут сделать другие! Не ты!

– Я должен идти. Ты же понимаешь. Ты сама учила меня не отворачиваться от друзей.

– А еще я учила тебя не быть дураком! – ответила старуха, но по тону бабушки Рик догадался, что она нехотя смирилась с его решением.

– Позаботься о ней, – сказал он Миранде.

Палома поймала его руку, крепко сжала и отыскала незрячими глазами лицо внука.

– Будь осторожен. Обещай.

– Обещаю, – ответил Рик, и Палома отпустила его. Он повернулся к отцу Ортеге: – Ладно, идем.

Миссис Гарраконе с Паломой и Мирандой ушли. Они отправились на Первую улицу, в католическую церковь. Отец Ортега, вооружившись фонариком, повел Рика, Зарру и Джои Гарраконе по задымленной Второй улице в противоположном направлении, туда, где за поваленной оградой автодвора плясали языки пламени.

На краю двора они остановились, обозревая разор: куски автомобилей громоздились грудами металлолома, над погребальными кострами, в которых горели покрышки, колыхался густой черный дым, а то, что несколько часов назад было деревянными и кирпичными строениями, превратилось в развалины.

Над всем этим нависала черная пирамида, основанием ушедшая в землю.

– Я бы на вашем месте туда не полез, – предостерег кто-то.

На капоте своего «мерседеса» с тонкой черной сигарой в зубах сидел Мэк Кейд. Он разглядывал руины, как низложенный император. У его ног припал к земле Сыпняк. Столбняк развалился на заднем сиденье. Кейд по-прежнему был в панаме. Загорелое лицо, винно-красная рубаха и зеленоватые брюки, измазанные сажей.

– Там нет ничего.

– Там мой отец! – твердо ответил Джои. – Мы собираемся его вытащить!

– Как же, как же. – Кейд выпустил струю дыма. – Пацан, там остался только пепел да кости.

– Заткни хайло, козел!

Сыпняк поднялся и угрюмо зарычал, но Кейд поставил на спину собаке ногу.

– Я правду говорю, пацан. Там еще остались невзорвавшиеся бочонки с краской и маслом. Понял, чего я жду? Хотите пропасть ни за грош – валяйте, скатертью дорожка.

– Ты знаешь, где работал Леон Гарраконе, – сказал Ортега. – Почему бы тебе хоть раз в жизни не сделать что-то стоящее и не помочь нам его найти?

– Гарраконе, Гарраконе… – Кейд на минуту задумался, пытаясь соотнести фамилию с конкретным человеком. Для него все рабочие были на одно лицо. – А, да! Гарраконе всегда скандалил из-за прибавки к жалованью. Он работал на ремонте моторов. А вот что от той мастерской осталось. – Кейд куда-то ткнул пальцем, и примерно в пятидесяти ярдах от края двора они разглядели в дыму груду битого кирпича.

– Джон Гомес выбрался оттуда, – бесстрашно сказал Ортега. – Порезанный, обожженный, но живой. Может быть, Леон все еще…

– Конечно. Мечтать не вредно, падре. Вам-то что за дело до Гарраконе, черт побери? – Кейд вынул сигару изо рта и щелчком стряхнул пепел. Золотые цепочки у него на шее зазвенели.

– Леон – мой друг. Впрочем, полагаю, тебе этого не понять.

– Спасибочки, все нужные друзья у меня имеются. – Дома Кейд держал целый штат прислуги (пять мексиканцев), постоянную любовницу – накачанную кокаином малолетнюю танцовщицу из Сан-Антонио – и толстопузую кухарку Люсинду, но его настоящие друзья никогда с ним не разлучались. Собаки не судили хозяина, не давили на него, и биополе у них было хорошее. Они всегда были готовы порвать глотку его врагам и подчинялись, не задавая вопросов: для Кейда это и означало настоящую дружбу. – Хурадо, ты-то поумнее. Объясни им, что они спятили.

– Нам надо посмотреть самим.

– Да уж насмотритесь, не сомневайтесь! Ты что, проглядел летучую сволочь? В этой паскуде сидит что-то живое! – Кейд махнул в сторону пирамиды. – Только суньтесь, оно и вам покажет!

– Пошли, – поторопил Ортега. – От этого кровопийцы помощи ждать нечего.

– Моя мамуля дураков не рожала! – парировал Кейд, когда, осторожно ступая по искореженным железным щитам изгороди и перебираясь через опасные кольца проволочной гармошки, они полезли во двор. – Я скажу Ною Туилли, где вас искать!

Но они больше не обращали на него внимания, продвигаясь вглубь двора между грудами колючего железа и дымящегося дерева. Очень скоро из машины Кейда понесся рев и грохот: это магнитофон надрывался голосом Элиса Купера, да так, что хоть святых выноси.

На песке хаотично валялись детали машин, обугленные доски, кирпичи и прочий хлам. Зарра отстал, чтобы осмотреть изувеченную подвеску чего-то похожего на «порше», перевернутого ударной волной. Отец Ортега заметил неподалеку окровавленную мужскую рубашку, но не стал привлекать к ней внимание спутников. Над землей висел не потревоженный ветром темный дым от тлеющих шин. Из нагромождений металлического лома пробивалось свирепое красное сияние. Рик помедлил, глядя на столб света, описывавший над вершиной пирамиды один завораживающий круг за другим, и заставил себя пойти дальше.