Кусака

– Ко-тенок, – повторила девчушка, как будто слышала это слово впервые, и уже свободнее повторила: – Котенок. – Она погладила. – Мягкий.

«Странная какая-то, – подумал Коди. – И говорит как-то не так, и ведет себя не по-людски».

Слишком уж неестественно девочка держала спину, словно напрягалась под тяжестью собственных костей. Лицо и волосы – в пыли, а джинсы с футболкой выглядели так, будто она каталась по земле. Правда, лицо малютки было знакомым; где-то Коди ее видел. Он вспомнил где: в школе, еще в апреле. За мистером Хэммондом тогда зашли жена с дочкой. Девчонку звали то ли Сэнди, то ли Стиффи – что-то в этом роде.

– Ты дочка мистера Хэммонда, – сказал он. – Чего бродишь тут одна?

Внимание девочки все еще было сосредоточено на котенке.

– Хорошенький, – произнесла Дифин.

Она пришла к выводу, что держит в руках молодую особь того же вида, к которому относилось и поджидавшее неподалеку существо, так же как занятое ею самой тело принадлежало юной женской особи вида «человек». Она осторожно погладила тельце.

– Хрупкая конструкция этот котенок.

– А?

– Хрупкий, – повторила она, поднимая глаза на Коди. – Разве так нельзя сказать?

Несколько секунд Коди молчал. У него пропал голос. Очень странно, подумал парнишка и осторожно ответил:

– Котята крепче, чем кажутся.

– Дочки тоже, – сказала Дифин главным образом себе самой.

Она осторожно нагнулась и поставила котенка на то место, где нашла. Старшее четвероногое немедленно схватило его за шкирку и помчалось за угол дома.

– Э-э… как тебя зовут? – Сердце Коди опять учащенно забилось, по спине поползла струйка пота. Под мышками уже проступили мокрые круги: ночь была чудовищно жаркой и душной. – Сэнди, правильно?

– Дифин. – Девчонка пристально смотрела на него.

– По-моему, я скоро созрею для психушки. – Коди пригладил пятерней спутанную шевелюру. Может быть, его приложили сильнее, чем он думал, и крыша у него съехала? – Ведь ты дочка мистера Хэммонда?

Она решала, как ответить на его вопрос. Маячившее где-то в вышине лицо этого человека покрывали странные пятна. Дифин заметила, что ее новый знакомый больше не сердится: злость уступила место недоумению. Она понимала, что кажется ему такой же странной, каким он кажется ей. Что за диковинная штука свисает у него со звукоприемной раковины, именуемой тут ухом? Почему одна зрительная сфера меньше другой? И что за молчащий теперь монстр с ревом вылетел на нее из мутной пелены? Сплошные загадки. Но Дифин не чувствовала в этом человеке ужаса, переполнявшего тех, с кем она бежала из разрушенного культового дома.

– Я избрала… – как правильно перевести? – своим облачением эту дочку. – Она подняла руки, словно демонстрируя новое чудесное платье.

– Своим облачением. Угу. – Коди кивнул, широко раскрыв один глаз и подмигнув вторым, заплывшим. «Ну, чувак, ей-ей, ты сделал мертвую петлю!» – сказал он себе. Перед ним как будто бы стояла дочка мистера Хэммонда, однако разговаривал ребенок совершенно не по-детски. Разве что девчонка тоже не в себе… Коди в этом не сомневался: ведь кто-то из них двоих точно сумасшедший. – Тебе надо домой, – сказал он. – Нельзя бродить по улицам одной – тут вон какая хреновина торчит.

– Да. Эка пакость, – согласилась Дифин.

– Точно. – Последовал еще один кивок. – Хочешь, я отведу тебя домой?

– О! – Девочка тяжело вздохнула. – О, если бы ты мог! – прошептала она и посмотрела на зарешеченное небо. Тьма заявляла свои права на все ориентиры.

– Ты живешь на Селеста-стрит, – напомнил Коди. Он ткнул пальцем в сторону клиники ветеринара, от которой их отделяла всего пара кварталов. – Там.

– Мой дом. Мой дом. – Дифин, раскрыв ладони, тянулась к небу. – Мой дом очень далеко отсюда, и я не вижу дороги. – Занятое ею тело дрожало, а под горным хребтом собственного профиля она чувствовала жар. Дело было не только в стремительном токе жизнеобеспечивающей жидкости по чудесной сети артерий, не только в согласованной с мозгом работе мышечного насоса. Глубоко внутри, в самом центре ее существа, тоска раскручивала воспоминания о родине. Рожденные серебристым перезвоном родного языка Дифин, пропущенные через человеческий мозг, они лились с языка земной речью. – Я вижу приливы. Я чувствую их: подъем, спуск. Я ощущаю в этих приливах жизнь. Я чувствую своих родных. – Коди увидел, как тело девочки неприметно заколыхалось, словно повторяя ритм течений призрачного океана. – Великие города и мирные рощи. Приливы приходят из-за гор, катят по долинам и садам, где всякий труд – любовь. Я чувствую их. Даже здесь они касаются меня. Зовут домой.

Тело Дифин внезапно застыло. Она уставилась на свои руки, на пугающие отростки чужой плоти, и ужас действительности рассеял воспоминания.

– Нет, – сказала она. – Нет. Таким был мой мир. С этим покончено. Теперь приливы несут боль, а сады лежат в развалинах. Пение умолкло. Покоя больше нет, моя родина стонет в тени ненависти. В этой тени. – Она протянула руку к пирамиде, и Коди увидел, как пальцы девочки скрючились, а рука задрожала.