La Majstro kaj Margarita

ekdancis ambaŭ salonoj kaj post ili ekdancis la

прибавили свету, и вдруг, как бы сорвавшись с verando.

цепи, заплясали оба зала, а за ними заплясала и

веранда.

Заплясал Глухарев с поэтессой Тамарой

Ekdancis Gluĥarjov kun la poetino Tamara

Полумесяц, заплясал Квант, заплясал Жуколов- Lun’arko, ekdancis Kvant, ekdancis la romanisto романист с какой-то киноактрисой в желтом

Pugolov kun kinoaktorino en flava robo. Estis

платье. Плясали: Драгунский, Чердакчи,

dancantaj: Dragonskij, Ĉifonĉi, la malgranda

маленький Денискин с гигантской Штурман

Deniskin kun la ega Navigaciisto Georges, dancis

Жоржем, плясала красавица архитектор

la bela arkitektino Semejkina-Gall, firme

Семейкина-Галл, крепко схваченная

ĉirkaŭprenite de nekonato en blanka veltola

неизвестным в белых рогожных брюках.

pantalono. Dancis membroj kaj invititoj, la

Плясали свои и приглашенные гости,

verkisto Johann el Kronŝtadt, iu Viĉjo Kuftik el

московские и приезжие, писатель Иоганн из

Rostov, supozeble reĝisoro, havanta sur unu vango

Кронштадта, какой-то Витя Куфтик из Ростова, siringviolan haŭtlikenon, dancis la elito de la кажется, режиссер, с лиловым лишаем во всю

poezia fako de Massolit, nome Pavianov,

щеку, плясали виднейшие представители

Sakrilegijskij, Dolĉo, Denunciev kaj Adelfino

поэтического подраздела Массолита, то есть

Pelmelskaja, dancis junaj viroj kies profesion oni

Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и ne sciis, en ĉeŝultre vatizita jako kaj kun mallonga Адельфина Буздяк, плясали неизвестной

hartondo, dancis grand’aĝulo en kies barbo

профессии молодые люди в стрижке боксом, с

implikiĝis ŝenopraza tigeto, kaj kun li dancis

подбитыми ватой плечами, плясал какой-то

fraŭlino nejuna, manĝata de anemio, en

очень пожилой с бородой, в которой застряло

oranĝkolora, silka, ĉifita robeto.

перышко зеленого лука, плясала с ним

пожилая, доедаемая малокровием девушка в

оранжевом шелковом измятом платьице.

Оплывая потом, официанты несли над

Fandiĝante en ŝvitgutojn, la kelneroj disportadis

головами запотевшие кружки с пивом, хрипло

nebultegitajn bierkruĉojn, raŭke kaj malame kriis:

и с ненавистью кричали: «Виноват,

«Pardonon, civitano!» Voĉo komandadis per

гражданин!» Где-то в рупоре голос

voĉtubo: «Karsa ŝaŝliko, unu! Salmo, du! Tripaĵo

командовал: «Карский раз! Зубрик два! Фляки

vilaĝeska!!» La akuta voĉo nun ne kantis sed

господарские!!» Тонкий голос уже не пел, а

hurlis: «Haleluja!» La bruego de la ora cimbalo

завывал: «Аллилуйя!». Грохот золотых тарелок

fojfoje supersonis la bruegon de la teleroj, kiujn la

в джазе иногда покрывал грохот посуды,

vazlavistinoj mallevadis al la kuirejo per klinita

которую судомойки по наклонной плоскости

glitvojo. Unuvorte, infero.

спускали в кухню. Словом, ад.

И было в полночь видение в аду. Вышел на

Kaj estis meznokte vizio en la infero. Sur la

веранду черноглазый красавец с кинжальной

verando aperis belulo kun nigraj okuloj,

бородой, во фраке и царственным взором

ponardopinta barbo, en frako, kaj reĝe

окинул свои владения. Говорили, говорили

ĉirkaŭrigardis sian regnon. Rakontis, rakontadis

мистики, что было время, когда красавец не

mistikuloj, ke iam li kutimis surhavi ne frakon sed

носил фрака, а был опоясан широким кожаным larĝan ledan zonon, super kiu palisaris

поясом, из-за которого торчали рукояти

pistolteniloj, kaj skarlata silka tuko ĉirkaŭligis liajn

пистолетов, а его волосы воронова крыла были korvokolorajn harojn, kaj brigo sub lia komando повязаны алым шелком, и плыл в караибском

velis en Karaiba Maro, kaj flirtis super ĝi la nigra

море под его командой бриг под черным

mortostandardo kun kranio.

гробовым флагом с адамовой головой.

Но нет, нет! Лгут обольстители-мистики,

Tamen ne, ne kaj ne! Mensogas la forlogistoj

никаких караибских морей нет на свете, и не

mistikuloj, ne estas en la mondo Karaiba Maro, ne

плывут в них отчаянные флибустьеры, и не

velas en ĝi riskemaj flibustroj, ne ĉasas ilin

гонится за ними корвет, не стелется над

korveto, ne sterniĝas super la ondo pulvofumo.

волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и

Nenio estas kaj neniam estis! Jen la magra tilio —

не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная

ĝi estas, estas la fera krado kaj malantaŭ ĝi la

решетка и за ней бульвар... И плавится лед в

bulvardo ... Kaj fandiĝas la glaco en la kaliko, kaj

вазочке, и видны за соседним столиком

ĉe la apuda tablo vidiĝas ies sangoŝvelaj

налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, bov’okuloj, kaj la timo, timo ... Ho dioj, dioj miaj, страшно... О боги, боги мои, яду мне, яду!..

venenon al mi, venenon!

И вдруг за столиком вспорхнуло слово:

Subite ĉe tablo ekflirtis la vorto: «Berlioz!» Subite

«Берлиоз!!» Вдруг джаз развалился и затих, как la ĵazo disfalis kaj eksilentis, kvazaŭ frakasite per будто кто-то хлопнул по нему кулаком. «Что,

pugnobato. «Kio, kio, kio, kio?!!» — «Berlioz!!!»

что, что, что?!!» — «Берлиоз!!!». И пошли

Jen tie, jen tie for, oni saltstariĝas, oni ekkrietas ...

вскакивать, пошли вскакивать.

Да, взметнулась волна горя при страшном

Ho, alta ve-ondego leviĝis ĉe la terura novaĵo pri

известии о Михаиле Александровиче. Кто-то

Berlioz. Iu klopodadis, kriis, ke tuj, ĉi tie, sen