Читаем Лабиринт полностью

Мацуяма ушел. Сёдзо напряженно ждал, пока его высокая фигура не растаяла в темноте. Затем он осторожно подкрался к дощатой двери и нащупал рукой замок. Его охватила странная дрожь. Что это — радость, что он, наконец, совершит задуманное, или снова сомнение, мол, еще не поздно и отступить? Как будто так и как будто не так. Но конец штыка был уже в дужке замка. С силой, какой даже и не требовалось, он резко повернул штык. Замок легко открылся. Сёдзо вдруг стал очень спокоен. Зная, что нескладная тяжелая дверь обычно скрипит, он из осторожности сначала слегка приподнял ее и потом стал открывать. То, что он сейчас делал, он уже не раз проделывал мысленно. Все было тщательно продумано, намечена строгая последовательность действий, если ее соблюдать, тогда можно рассчитывать на удачу. И действительно, через несколько минут после ухода Мацуямы он уже был внутри башни. Сёдзо чиркнул спичкой и в тот же миг услышал стон, он определил, что Чэн находится у стены на противоположной стороне. Сёдзо подошел к нему и низким, сдавленным голосом, словно бранясь, проговорил:

— Молчи! Бежим вместе. Успокойся и иди за мной!

Слабый огонек быстро угас. И все же, пока догоревшая спичка не рассыпалась красноватыми искрами на бетонном полу, он успел рассмотреть дрожащее землистого цвета лицо Чэна, тот смотрел на него и как будто не понимал, что ему говорят. Сёдзо заметил целую стену из ящиков с провиантом, нагроможденных перед входом на лестницу. Несомненно, эта баррикада была устроена специально, чтобы Чэн не мог выбраться через небольшое окошко над лестницей. В башне стоял резкий запах мочи.

— Пошли!

Переложив винтовку в другую руку, Сёдзо схватил Чэна за плечо. Чэн, пошатываясь, встал. Сёдзо потащил его за собой и вытолкал за дверь из башни. Затем закрыл дверь и снова навесил замок.

Сёдзо делал все так уверенно, будто действовал днем. Он даже подумал о том, что нужно было бы захватить какую-нибудь обувь для Чэна. Едва они отошли на несколько шагов от башни, как он догадался, что Чэн идет босиком.

Сёдзо держал Чэна за плечо и вел с собой. Дойдя до сарая, возле которого в кувшине была спрятана лопата, он шепотом сказал:

— Сейчас начнем спускаться вниз. Не робей! На вот!

Сёдзо сунул Чэну тянучку прямо в рот. До рва оставалось не более десяти шагов. Глаза уже привыкли к темноте. Да и вообще возле рва легче было различать предметы, чем во дворе или около башни, потому что впереди простиралась бескрайняя равнина, а над ней раскинулось такое же бескрайнее небо. И как всегда в сухой сезон на материке, звезды, рассыпанные по темно-фиолетовому небу, светили так ярко, что было светлее, чем при свете месяца, У края рва рядами стояли колья, на них поблескивала колючая проволока, ее натянули заново, когда ремонтировался ров.

— Осторожно, не зацепись!

Проволока как раз пригодилась. Держась за нее, Сёдзо с силой загнал лопату под самое основание столба. Сперва он заставил спуститься Чэна, дав ему ухватиться за рукоятку лопаты, а потом с помощью винтовки спустился сам.

Но при подъеме произошло некоторое нарушение заду* манного порядка. Хотя глубина рва была всего четыре метра, на дне его была кромешная тьма. Удары лопаты гулко раздавались в тишине. Правда, они находились в противоположной стороне, но со сторожевой вышки на четырехугольной башне хорошо просматривалась вся окрест* ность. Поэтому надо было действовать без света. Сёдзо оставил лопату и начал орудовать штыком, В отвесной земляной стене он вырыл три ямки, в которые можно было упереться ногами. Винтовку он привязал к поясу полотенцем, пропущенным под ее ремень. И хотя все приходилось делать на ощупь в темноте, он сумел помочь Чэну выбраться наверх. Но когда дошла очередь подниматься самому, он оплошал. Упершись ногами во вторую ямку, Сёдзо поднял голову и, ухватившись за столб, одним рывком выскочил наверх. Затем он перелез через заграждение, но чтобы в темноте не налететь на Чэна, прыгнул немного в сторону и.сделал это неудачно. С насыпи он скатился кубарем. И тут у него подвернулась нога, его будто топориком ударили по лодыжке. В первое мгновение он не почувствовал боли, нога даже как-то занемела. И только когда онемение стало проходить, появилась острая боль.

Не поднимаясь, Сёдзо застонал.

— Что случилось? Что случилось? — услышал он взволнованный голос Чэна.

— Ногу сломал,— сердито ответил Сёдзо.

Сердился он на себя. Как он мог так сплоховать?! Неужели опять сухожилие? Когда он учился в четвертом классе средней школы, он как-то, играя в теннис, поскользнулся и растянул сухожилие. С отчаянием он вспомнил этот случай. Но в тот раз, когда он падал, был слышен легкий хруст. Тогда врач сказал, что это был разрыв сухожилия. А сейчас не хрустнуло. И боль кажется совсем другой. Наверное, это обыкновенный вывих и, значит, как-нибудь можно будет идти. К Сёдзо постепенно возвращалось мужество. Вот если бы кто-нибудь туго-туго перевязал ногу...

— Чэн!

— Что? Может быть, растереть?

— Не надо!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза