Лагерь

– Одним поцелуем дело не обошлось. – Джордж стоит рядом с ней и обмахивает себя теперь уже другим веером, на этот раз радужного цвета. – Но если вы хотите продолжить, уверен, публика не станет возражать. – Он показывает веером на идущих мимо ребят, некоторые из них смотрят на нас. Я отчаянно краснею, и мне остается только надеяться, что в темноте этого не видно.

– О’кей. – Я поворачиваюсь к Хадсону. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, малыш. – Он клюет меня в щеку и уходит.

– Вам двоим нужно следить за собой, – говорит Эшли. – А не то дело кончится тем, что вы будете трахаться у флагштока у всех на виду. А может, вам того и надо? Никто не станет осуждать вас, если вы эксгибиционисты, но тогда вам следует подыскать согласных лицезреть вас вуайеристов.

– Я не вуайерист. – отнекиваюсь я громче чем нужно, и ко мне поворачивается кое-кто из соседей по домику. Я плюхаюсь на свою кровать. – И, думаю, он тоже не из них.

– Да, этого не было в его профиле. – Джордж снимает ботинки и достает пижаму. Он надевает ее прямо на одежду и несколькими быстрыми движениями вытаскивает из-под нее майку и шорты.

– Ну да, а что там еще говорилось, ты не помнишь? Просто masc4masc? Или… что-то… похуже?

– Ты начал сомневаться в мужчине своей мечты? – язвит Эшли.

– Ну… после сегодняшней лекции… Я считал, что это всего лишь предпочтение, но…

– Там не было сказано «никаких толстяков, никаких женщин, никаких чернокожих», если тебя интересует именно это, – говорит Джордж. – А что-то вроде «masc парень ищет подобного себе».

– О’кей. Значит, это просто предпочтение, – киваю я.

– Если бы там говорилось «никаких», то это было бы плохо. – Эшли берет зубную щетку. – Это маргинализация. То есть «никаких толстушек» – это плохо, а «предпочитаю спортивных женщин» – нормально.

– Ну, грань между подобными заявлениями очень тонкая, – включается в разговор Паз, ложась на свою койку. – Что, если бы он написал, что ищет белого парня? От этого было бы не так уж далеко до «только белого».

– Ага, – соглашается Эшли. – Ты права. Прошу прощения.

– А что, если бы он признался, что ищет парня с волосами на теле? – размышляю я. – В этом же нет ничего плохого, верно?

– Исторически сложилось, что такие люди не обязаны пользоваться отдельными фонтанчиками для питья, – сухо отвечает Паз.

– Верно, – подтверждаю я. – Извините.

– Когда я читаю профиль, где сказано, что предпочтение отдается худым красавчикам, – высказывается Джордж, – то понимаю, что у меня нет ни малейшего шанса сойтись с тем, кто это написал. Но если говорится «не ближневосточная внешность», значит, меня отвергают таким, какой я есть, мою идентичность. Волосатый я или нет, это не так уж и важно для моей самооценки. А как быть с тем, что я еврей? Это обо мне. И заявлять, что ты отвергаешь такого человека, потому что он не возбуждает тебя? Значит, ты – расист. Твой член-расист и ты тоже, и такого не следует писать в Интернете. Это непорядочно.

– О’кей, – продолжаю я. – Но это не имеет отношения к мужественности и женственности. Тут все зависит от поведения. А оно переменчиво, ведь я изменился, верно? Как и женщина, надевшая туфли на каблуках. Нельзя сказать, что она поступила дурно, так? И… стал бы Хадсон аплодировать, когда она пришла в таких туфлях? Или сказал бы, что надо оставаться собой, даже если бы я – лесбийская версия Хадсона, как я это понимаю, – не запал бы на нее, будь она в кожаной куртке и джинсах?

– То есть если бы ты был здесь, где носить джинсы безопасно, потому что тебя не будут преследовать за это? – уточняет Паз.

– Он хочет знать, – поясняет Эшли, – а сочтет ли Хадсон нормальным, что ради него Рэнди стал мачо, потому что тогда он не будет и против, если Рэнди откажется от этого образа. – Она поворачивается ко мне: – Но мы знаем его не так хорошо, как тебя. – Она засовывает зубную щетку в рот и начинает чистить зубы. – Нуфно шпрошить у нефо.

– А ты что думаешь? – обращается ко мне Джордж.

– Я думаю… Думаю, что это, опять же, предпочтение. Что он бы сказал той женщине, что она должна оставаться собой, поскольку быть собой – это вовсе не то же самое, что быть привлекательной для женщин, которым нравятся только женственные женщины.

– Значит, ты считаешь, что он сказал бы тебе, что ты должен быть собой, – заявляет Джордж.

– Только если бы я хотел расстаться с ним, – говорю я быстро и словно защищаясь. – А я не хочу этого. Он не стал бы думать, что платье сделало ее лучше. Просто она оказалась привлекательнее для тех, кто любит девушек в платьях. И в этом, опять же, нет ничего плохого, верно?

– То есть следует признать, что человек нравится другому человеку благодаря своему характеру, а не гардеробу, – заключает Паз.

– Боже упаси, – якобы пугается Джордж. – А я-то оцениваю мужчин именно по содержанию их шкафов и ящиков, – добавляет он, поднимая и опуская брови.