Лавка Снофф

– Там… там… Там чудовища! – завопил он. – Рик Размазня говорил, а ты ему не верил! Нам крышка! Не стражники пришьют, так чудища! Режь его, Дольф, всё одно помирать!

Поднялся тревожный гомон, бандиты сбились в кучу, солдаты зашевелились, готовые к драке. Из пореза на горле изыскателя выступила кровь.

– Подождите! – завопила Снофф что было сил, но её никто не услышал.

– А ну тихо, – негромко произнёс капитан Эрхарт, легко перекрыв общий шум.

– Спасибо, капитан, – перевела дыхание мастерица. – Вам дали с собой эликсир? Всего чуть-чуть? Давайте сюда. Что значит «не имею права»?! Вас прислали в распоряжение старшего изыскателя, видите, он согласен, извольте подчиняться. Давайте сюда, и не надо на меня так страшно смотреть. – Снофф повернулась к бандитам, показала заветный пузырёк. – Слушайте, Дольф Как-вас-там, вы примете по капле снадобья и сможете пройти мимо тварей, они не тронут. Вам дадут уйти. Согласны?

Корноухий недоверчиво покосился на склянку.

– Почём мне знать, что ты не врёшь? Филин, попробуй эту дрянь.

Коротышка подставил грязный палец под каплю эликсира, слизнул.

– Теперь дуй на площадь и рви когти отсюда.

– Чего?! Не-не, я не бу…

Дюжие стражники в один момент скрутили коротышку и вышвырнули за дверь. Мародёры не шевельнулись: сам виноват, главаря должен слушаться. Коротышка с воплями забарабанил по двери кулаками, потом яростная ругань стихла вдали.

– Не тронули, чтоб я сдох! – радостно закричал с подоконника худосочный Щуплый.

Один за другим мародёры получили свою дозу эликсира и исчезли за дверью под тяжёлыми взглядами стражников. Капитан Эрхарт страдал больше всех. Прикрываясь изыскателем, как щитом, Корноухий последним попятился к открытой двери, остановился на пороге. Он оглянулся на площадь, где маячили неподвижные – пока что неподвижные – чёрные силуэты, убедился, что дружки добрались до дальнего края, а твари и правда не опасны, и довольно ухмыльнулся.

– Эх, жаль, не простит мне Жирный долг…

– Отпускайте и идите, – нахмурилась мастерица. – Был уговор.

– Был, был, – покивал Корноухий и с ненавистью процедил в ухо изыскателю: – Прощай, крыса!

Время будто замедлилось. Снофф увидела, как широко раскрылись изумлённые глаза господина Бернарда, когда лезвие заскользило по его шее, оставляя алый след. Кровь брызнула на янтарные камни пола, Корноухий с силой толкнул изыскателя вперёд и бросился бежать.

Невидимая молния настигла бандита почти сразу. Его тело по инерции проехало два шага по булыжной мостовой и осталось неподвижным. Шайка вдалеке кинулась врассыпную.

Изыскатель хрипел на полу, захлёбываясь кровью, Снофф упала на колени, пытаясь зажать ужасную рану руками.

– Что вы стоите, помогите! – закричала она, оглядываясь.

– Оставьте, мастерица, – капитан Эрхарт мягко положил руку ей на плечо. – Ему уже не помочь…

ГЛАВА 16

Говорят, в самую критическую минуту мы делаем не то, что нужно – а то, что лучше всего умеем. Когда изыскатель издал последний слабый хрип и глаза его остекленели, Снофф окровавленными пальцами схватила безжизненную ладонь и провалилась в сон. Только потом она поняла, что ей не понадобились ни кресло, ни закрытые глаза, – просто одна картинка сменила другую, исчез пахнущий цветами «Небесный остров», стражники, раскрытые двери, чернильные твари на площади. Вокруг была тишина и стены лавки. На подлокотнике кресла – чашка с какао, пылинки в солнечном луче. А на узорном махтанском ковре – распростёртое тело изыскателя Бернарда.

Тело на глазах становилось прозрачным. В сновидениях мастерица была творцом, художником, скульптором – всё менялось по её прихоти, но изыскатель не принадлежал к миру снов. Мысли Снофф лихорадочно метались в поисках выхода, а времени катастрофически не хватало.

«Время», – осенило мастерицу. Единственная составляющая сна, которой она никогда не касалась: любой мастер сновидений знает, что время неподвластно ничьей воле, оно просто есть, само по себе. Но когда надеяться больше не на что…

Снофф глубоко вдохнула, закрыла глаза. Развела руки и сосредоточилась на кончиках пальцев. Горячее покалывание будто стекало с них, струилось во все стороны, пропитывая ткань сновидения, раскрашивая темноту под опущенными веками в алые, оранжевые, бирюзовые тона.

– Стоп! – выдохнула Снофф и открыла глаза.

Тишина навалилась на неё ватным одеялом – невыносимая мёртвая тишина, – в глазах потемнело, закружилась голова. Снофф ухватилась за кресло, чтобы не упасть. Опрокинутая чашка повисла в воздухе, какао выплеснулось и замерло в полёте неподвижными брызгами. Пылинки застыли в луче солнца, как мошки в диковинном камне, что собирают рыбаки на северных берегах.

Мастерица успела в последний момент: тело изыскателя едва можно было различить на пёстром узоре ковра. Снофф перевела дыхание, боясь нарушить шаткое равновесие вневременья. «Какое дурацкое слово», – подумала она, хотя откуда-то точно знала, что именно так оно и называется. Нервный смешок помог ей прийти в себя.

– Назад, – осторожно прошептала мастерица.