Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

О втором, более пугающем виде радикализма – радикализме мыслей и идеалов – он высказывается еще жестче. В «Эпидемии белого стиха» Лавкрафт заявляет, что данное направление представлено «Эми Лоуэлл в худших ее проявлениях»: «Разномастное полчище истеричных и полоумных краснобаев, главный принцип которых – писать о своем преходящем настроении и психопатических явлениях любыми бессмысленными и бесформенными фразами, какие только срываются с их языка или из-под пера в момент припадка вдохновения (или эпилепсии)». Полемизировать Лавкрафт умеет, хотя его доводам не хватает убедительности. При этом он все равно утверждает: «Впечатления, которые они испытывают и записывают, ненормальны, их нельзя передать людям со здравым рассудком, так как в подобных излияниях нет ни капли истинного искусства или даже намека на художественный порыв. Мысленные и эмоциональные процессы, вдохновляющие этих радикалов, не имеют отношения к поэзии». В результате Лавкрафт приходит к следующему выводу: «Их никоим образом нельзя назвать поэтами, а их творения, совершенно далекие от поэзии, не стоит приводить как пример упадка стихотворчества». Получилось умно, но это всего лишь хитрый риторический ход, о чем Лавкрафт наверняка и сам догадывался. Заявляя, что у имажинизма и у белого стиха в целом нет будущего, он, возможно, лишь тешил себя иллюзиями, хотя в то время большинство поэтов все еще придерживались традиционных стихотворных размеров. Борьбу против авангардной поэзии Лавкрафт будет вести на протяжении всей жизни, однако годам к тридцати поймет, что битва напрасна. Несмотря на это, Лавкрафт останется предан традиционной поэзии, правда, позже значительно пересмотрит свои взгляды и будет придерживаться идеи о том, что поэзия должна быть простой, но изящной и связной, и говорить с читателем на современном языке.

Интересно, что и самого Лавкрафта обвиняли в небрежности, только связанной с рифмой, а не с размером. В майском номере своего любительского журнала Piper за 1915 г. Рейнхард Кляйнер заметил, что критические высказывания Лавкрафта «иногда чересчур снисходительны к “допустимым” рифмам, в соответствии с нормами ушедших дней». По поводу «Сказания о простом писаре» он добавил, что «… слово “art” рифмуется с “shot”, а это не должно считаться “допустимым” даже в самом свободном толковании поэтом собственной теории»[518].

Лавкрафт не мог промолчать в ответ, хотя, будучи другом Кляйнера, не хотел обращаться с ним слишком сурово. Лавкрафту было известно, что «допустимая рифма» являлась отличительным признаком поэзии Драйдена и его последователей, а единообразие рифмы, о котором говорил Кляйнер, стало типичным только в поколении Сэмюэла Джонсона, Оливера Голдсмита и далее среди всех поэтов девятнадцатого века. О чем он и повествует в статье «Допустимая рифма» (Conservative, октябрь 1915 г.), где, как и в «Страсти к упрощенной орфографии», представлена история вопроса и справедливо подчеркивается, что благодаря драйденовской реформе стихотворного размера в английском языке использование допустимой рифмы стало не таким страшным проступком, как во времена его предшественников. Заканчивает Лавкрафт призывом к снисходительности по отношению к нему самому: «Однако стоит сделать исключение для тех немногих, кто, впитав атмосферу давних времен, всем сердцем стремится к величавому ритму классических стихотворений». Вот уж действительно: «Что в прозе, что в стихах я – пережиток восемнадцатого века»[519].

Ранее я упоминал, что Лавкрафт использовал псевдоним «Еймс Дорренс Роули», пародируя в стихотворении «Лаэта. Элегия» работы Джеймса Лоуренса Кроули. (Как ни странно, еще три стихотворения, написанные под этим псевдонимом, – «Генерал-майору Омару Банди, США», «Слово последнего язычника» [= «Древней языческой религии»] и «Доброволец», – не имеют никакого отношения к пародиям на Кроули.) Псевдонимы Лавкрафта – вообще тема для отдельного разговора: астролога И. Ф. Хартманна он критиковал, называясь Айзеком Бикерстаффом-мл., в статьях по любительской журналистике подписывался «El Imparcial», но в остальном под псевдонимами писал только стихи. Всего обнаружено около двадцати псевдонимов, а где-то среди любительской прессы, возможно, затерялась еще парочка. Правда, регулярно Лавкрафт использовал лишь несколько из них: Хамфри Литтлвит, Генри Паже-Лоу, Уорд Филлипс, Эдвард Софтли и, самый популярный, Льюис Теобальд-мл. За некоторыми из выдуманных имен вполне отчетливо проступает личность Лавкрафта. К примеру, Льюисом Теобальдом он, несомненно, назвался в честь горе-исследователя Шекспира, которого Поуп выставил на посмешище в первой версии (1728) «Дунсиады».