Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

У меня по-прежнему нет точного ответа на вопрос, почему именно в те годы Лавкрафт вернулся к написанию прозы. Может, потому что в любительской прессе его стихи ругали за старомодность и отсутствие искренних чувств? Если Лавкрафт ожидал, что его прозу хорошо примут, то в целом его ждало разочарование. Коллеги в своих кратких заметках, естественно, пели ему дифирамбы, а вот читателям любительских журналов, совершенно безразличных к «странному» жанру, рассказы Лавкрафта понравились еще меньше, чем его стихи. «Усыпальницу» он написал где-то через месяц после того, как безуспешно пытался записаться на военную службу, – возможно, между данными событиями есть связь? Не стоит подаваться в «диванные аналитики», когда у нас совсем мало аргументов. Скажем лишь одно: литература определенно выиграла от того, что Лавкрафт все-таки предпочел писать прозу, а не стихи или эссе. Первые его рассказы оказались очень многообещающими и задали тон выдающимся произведениям, написанным за последние десять лет жизни.

В «Усыпальнице» повествование ведется от первого лица, и герой рассказывает о своей тихой и одинокой жизни: «Меня зовут Джервас Дадли, и с самого раннего детства я был мечтателем и фантазером». Мы сразу начинаем сомневаться в его версии событий, ведь, по признанию Дадли, он ведет свой рассказ из психиатрической больницы, надеясь, что читатели поверят ему и его убежденности в том, что «между реальностью и вымыслом нет особенно четкой границы». В лесной лощине рядом с домом Дадли обнаружил усыпальницу, где покоятся останки семьи Хайд, жившей в особняке неподалеку. Особняк сгорел дотла после удара молнии, но в пожаре погиб лишь один член семейства. Дадли необъяснимо влекло к склепу, он стал часами бродить вокруг него. Усыпальница была заперта, однако дверь «оказалась зловеще приоткрытой, ее удерживали лишь мощные железные цепи да замки в соответствии с жуткими традициями полувековой давности». Дадли решает попасть внутрь любой ценой, но он слишком юн и слаб, чтобы взломать замок (тогда ему было всего десять лет).

Постепенно у Дадли проявляются разные странности, например, он знает о всяких древностях много такого, чего не мог прочитать в книгах. Как-то ночью, лежа под деревом у склепа, он вдруг слышит голоса изнутри: «Все оттенки новоанглийского диалекта, от грубых слогов колонистов-пуритан до четкой речи, что была привычна пятьдесят лет назад, слышались в этом мрачном разговоре…» Герой не сообщает, о чем велась беседа, но, вернувшись домой, он идет прямиком на чердак и достает из потрепанного сундука ключ от усыпальницы.

Дадли часто проводит время в склепе, и тогда у него появляется еще одна необычная черта: если прежде он был отшельником, то теперь по возвращении из гробницы он окунается в «непристойное веселье». В одном эпизоде Дадли с «очевидной развязностью» распевает застольную песню, «не записанную ни в одной книге». Также он начинает бояться грозы.

Родители Дадли, обеспокоенные его все более странным поведением, нанимают «шпиона», чтобы тот следил за сыном. Однажды Дадли показалось, будто шпион заметил, как он выходит из усыпальницы, но следящий сообщил родителям, что Дадли провел ночь под деревьями у склепа. Дадли, уверенный, что находится под защитой каких-то сверхъестественных сил, регулярно заходит в гробницу, ничего не опасаясь и не осторожничая. И вот одной ночью, во время грома, он идет к склепу и видит старый особняк, каким он был в лучшую пору. Вечер в самом разгаре, на каретах приезжают гости в напудренных париках. «Свинскую пирушку» прерывает раскат грома, начинается пожар. Дадли пытается сбежать, его ловят двое мужчин: мол, они видели, что парень провел всю ночь возле усыпальницы, и в подтверждение слов указывают на ржавый запертый замок. Дадли увозят в сумасшедший дом. Слуга, «которого я очень любил в младые годы», отправляется к склепу, ломает замок и находит внутри миниатюрный фарфоровый портрет с инициалами «Дж. Х.». Лицо на портрете – будто двойник Дадли. «На плите в нише он обнаружил пустой старый гроб, на потускневшей крышке которого читалось всего одно слово: “Джервас”. В том гробу и в той усыпальнице меня и обещали похоронить».

Лавкрафт интересно рассказывает о том, что подтолкнуло его к написанию рассказа: