Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

«… одним июньским днем 1917 г. мы с тетушкой прогуливались по кладбищу Суон-Пойнт и увидели потрескавшуюся надгробную плиту с изображением черепа и скрещенных костей на синевато-серой поверхности. Я увидел дату – 1711 г. – и сразу задумался: здесь же есть связь с моей любимой эрой париков, здесь покоится человек, который носил длинный завитой парик и, быть может, держал в руках оригинальные выпуски газеты “Спектейтор”. Человек, живший во времена Аддисона, человек, который вполне мог повстречать на улицах Лондона мистера Драйдена! Почему же мне не суждено с ним поговорить, приблизиться к жизни лучшей для меня эпохи? Почему дух оставил его тело, и теперь мы не сможем пообщаться? Я долго рассматривал его могилу, а потом вернулся домой и начал работу над первым из новой серии рассказов, “Усыпальницей”…»[612]

Донован К. Лоукс определил, что могила принадлежала некоему Саймону Смиту (1662–1711), далекому предку Лиллиан Д. Кларк.

«Усыпальница» – во многом не самый типичный рассказ Лавкрафта. Прежде всего, нам не совсем ясно, идет ли здесь речь об ужасе внешнем или внутреннем, сверхъестественном или психологическом: в Джерваса Дадли вселился дух предка Джерваса Хайда, точной его копии, или же он все это выдумал? Полагаю, стоит все-таки принять сверхъестественное объяснение событий, иначе откуда Дадли мог узнать столько всего о прошлом (например, что в 1711 г. сквайра Брюстера похоронили заживо) и об особняке: «Как-то раз я уверенно отвел изумленного селянина к неглубокому погребу, о существовании которого мне было известно, несмотря на то, что погреб был скрыт из виду и забыт многими поколениями». Главная идея заключается в том, что это Джервас Хайд, сгоревший при пожаре в особняке, сквозь века наконец-то нашел тело, которое заполнит его пустой гроб в усыпальнице Хайдов.

Но как тогда объяснить целый замок и то, что человек, следивший за Дадли, якобы видел его только снаружи усыпальницы? Может, Дадли (как он считал) действительно защищали какие-то «потусторонние силы». И все же, если он заходил в склеп, то как в конце замок оказался ржавым и запертым? Слуге пришлось его взламывать. Возможно, телом Дадли и правда оставался под деревьями у гробницы, а его душа пробиралась внутрь.

Еще одна необычная черта рассказа – серьезный психологический анализ, которому подвергается герой. Тут очевидно влияние По и его «типичного протагониста… мрачного, красивого, гордого, меланхоличного, умного, крайне чувствительного, раздражительного, уединенного, любящего покопаться в себе и иногда слегка безумного джентльмена из древнего богатого рода» (так его описывал Лавкрафт в «Сверхъестественном ужасе в литературе»). В одном из первых абзацев встречаются отголоски «Береники» Э. По («В нашем роду всегда были одни мечтатели»[613]). Автобиографические черты в герое «Усыпальницы» нужно рассматривать с осторожностью. В словах Дадли о том, что он был «обеспечен более, чем надобно», можно увидеть подсознательное желание Лавкрафта беззаботной в финансовом плане жизни, однако богатство героя – важный элемент в развитии повествования. Лавкрафт тоже «натурой оказался непригоден ни для учебы, ни для развлечений в кругу приятелей», но, опять же, такой склад характера необходим и для персонажа. Тем не менее в широком смысле в рассказчике отражается любовь Лавкрафта к Георгианской эпохе и ощущение несоответствия своему времени.

Психика рассказчика исследуется здесь намного подробнее, и по сравнению с другими героями Лавкрафта Джервас Дадли больше склонен к самокопанию и самоанализу своего эмоционального настроя. Впрочем, таково требование сюжета, ведь именно по отклонениям от нормального состояния мы можем догадаться о коварном вторжении души Джерваса Хайда. Некоторые его размышления очень трогательны: «Я уже не был молодым, хотя всего двадцать одна зима проморозила мое тело». Мало за кого из других персонажей Лавкрафта мы так переживаем.