«Воспоминания о докторе Сэмюеле Джонсоне» не относятся к «странному» жанру, если не воспринимать буквально информацию о том, что рассказчик родился 20 августа 1690 г. и ему исполняется 228 лет. Лавкрафт/Литтлвит приводит известные и не очень «воспоминания» о Великом хане литературы и его кружке – Босуэлле, Голдсмите, Гиббоне и других, и все это написано на безупречном английском образца восемнадцатого века. Большинство деталей явно взято из «Жизни Сэмюела Джонсона» за авторством Босуэлла и из работ самого Джонсона, коих у Лавкрафта имелось впечатляющее количество, включая журналы «Айдлер» (
Рассказ чудесен от начала до конца. Лавкрафт решил дерзко позабавиться над бесконечными насмешками коллег по любительской журналистике, говоривших, что он уже два века как вышел из моды.
«Хотя многие читатели порой заметят признаки старомодности в моей манере письма, мне польстило бы показаться нынешнему поколению молодым человеком, заявляя, будто я родился в 1890 году в Америке. Теперь же я все-таки намерен сбросить с себя бремя сей тайны, которую я прежде хранил, боясь, что мне никто не поверит. Я намереваюсь сообщить народу всю правду о моем истинном возрасте, чтобы удовлетворить их потребность в подлинной информации об эпохе, когда жили те известные личности, с кем я был дружен».
Литтлвит, подобно Джонсону с его журналами
Это стихотворение действительно приводится в «Жизни Джонсона» как пример того, что Джонсон «хранил в памяти как мелкие банальности, так и важные мысли»[627]
. А вот оно же, исправленное Литтлвитом:Естественно, таким образом Лавкрафт сам усовершенствовал не самые удачные стихи восемнадцатого века. Получилось неплохо, но Джонсон справедливо заявляет: «Ритм вы, сэр, исправили, но не добавили в эти строки ни остроумия, ни лирики».
Рассказ «Воспоминания о докторе Сэмюеле Джонсоне» очень забавный, и по живости юмора с ним могут сравниться лишь более поздние «Прелестная Эрменгарда» и «Ибид». Он определенно развенчивает миф о том, что у Лавкрафта не было чувства юмора или что он воспринимал себя слишком серьезно, а при виде идеального георгианского стиля начинаешь задумываться: может, Лавкрафт все же ошибался, заявляя: «Я, наверное, единственный из ныне живущих, для кого язык прозы и поэзии восемнадцатого века является практически родным»[628]
. И, возможно, этот рассказ не так уж сильно отличается от других его произведений: разве он не затрагивает, как и «Усыпальница», искреннее желание Лавкрафта окунуться в жизнь восемнадцатого века? Разве в нем не воплощено то, что Лавкрафт в «Заметках о сочинении фантастической литературы» называл доминирующей темой всех своих работ в «странном» жанре», а именно «конфликт с временем»?