Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

Сходство и правда потрясающее, отрицать не стану, однако приведу и другие аргументы для его объяснения. Прежде всего, с точки зрения стиля и на Дансени, и особенно на Лавкрафта, большое влияние оказал По. В своей автобиографии Дансени признается, что с самого детства тоже был очарован его историями: «Однажды я взял в школьной библиотеке сборник рассказов Э. По и прочитал его целиком. После этого еще многие годы заброшенный и мрачный регион Уир, окутанный туманами, казался мне самым зловещим местом…»[630] Если Лавкрафта сильнее впечатлили истории в жанре чистого ужаса, такие как «Лигейя», «Падение дома Ашеров», «Черный кот», то Дансени скорее вдохновлялся фантастическими творениями По и его стихами в прозе («Тишина», «Тень. Парабола», «Маска Красной смерти»), которые в совокупности с чтением Библии короля Якова и могли породить высокопарный красочный стиль, присущий его ранним работам. Сам Лавкрафт отмечает в «Сверхъестественном ужасе в литературе», что в этих рассказах По «применял архаичный стиль с восточными нотками и развесистыми фразами, почти библейскими повторами и возвратом к одной и той же мысли», стиль, который позднее повлиял «на таких писателей, [как] Оскар Уайльд и Лорд Дансени». Впрочем, стихи в прозе Лавкрафт тоже оценил, и их отголоски видны в некоторых его произведениях.

Не все заметили, что больше всего при написании «Поляриса» Лавкрафт вдохновлялся не рассказами По или каких-либо других авторов, а философской дискуссией с Морисом У. Моу. В письме к Моу за май 1918 г. Лавкрафт подробно описывает недавно увиденный сон, ставший основой «Поляриса»:

«Несколько дней назад мне приснился странный сон о необычном городе, где много дворцов и золотых сводов в низине между жуткими серыми холмами… Как я уже сказал, я находился прямо в этом городе и одновременно видел его со стороны, как будто у меня не было телесной оболочки… Помню, меня очень заинтересовало увиденное, и я мучился, пытаясь откопать в памяти название города, ведь мне казалось, что прежде я очень хорошо его знал и что если я сумею вспомнить, то унесусь далеко-далеко в прошлое, на тысячи лет назад, когда случилось нечто ужасное. На мгновение мысль об этом вызвала у меня страх, хотя я не понимал, что такое должен вспомнить. А потом я проснулся… Я рассказал про этот сон так обстоятельно, потому что он сильно меня впечатлил»[631].

Рассказ, вероятно, был написан вскоре после этого, и в нем присутствуют многие детали из сна: бесплотное состояние героя («Поначалу я довольствовался положением бестелесного наблюдателя…»), связь с далеким прошлым, страх осознания чего-то неизвестного («Тщетно пытался я побороть дремоту и найти объяснение странным словам со знаниями о небесах, которые я почерпнул из Пнакотических манускриптов»).

Письмо к Моу в основном представляет собой спор на тему религии: Лавкрафт хочет понять «разницу между жизнью во сне и в реальности, между кажущимся и действительным». Моу утверждал, что религиозная вера, независимо от того, насколько она истинна или обманчива, важна для поддержания социального и нравственного порядка, на что Лавкрафт, поведав о сне, отвечает: «… согласно вашим прагматическим взглядам, этот сон был не менее реальным, чем то, что сейчас я сижу за столом с ручкой в руке! Будь истинность или обманчивость наших убеждений и впечатлений несущественна, то я и правда мог бы стать бесплотным духом, парящим над молчаливым древним городом где-то среди безжизненных серых холмов». Подобное доведение до абсурда встречается и в самом рассказе:

«…теперь у меня появилось желание определить свое отношение к [увиденному] и поведать свои мысли серьезным людям, которые каждый день беседовали на городских площадях. “Это не сон, – сказал я себе, – иначе как тогда я сумел бы доказать, что реальна все-таки та, другая жизнь в доме из камня и кирпича к югу от зловещего болота, кладбища и низкого холмика, где в мое северное окно еженощно заглядывает Полярная звезда?”»

В конце создается впечатление, что рассказчик окончательно перепутал реальность и мир бодрствования (на самом деле его нынешнюю жизнь и прошлое воплощение). Может быть, таким образом Лавкрафт решил еще раз доказать Моу необходимость проводить такую грань в реальной жизни.